Когда не поздно простить - Сергей Кулаков

class="p1">На своем месте, лицом к приборам, сидел Валера с каменным лицом. Смотрел перед собой. Выражение его лица порадовала Римму. Не весел, что хорошо. Может, задумался о чем надо?

Сбоку от Валеры, как обычно, свесил нос в телефон Костик. Рядом с ним стоял напарник Светки Славик Байков, тридцатилетний холостяк, рубаха-парень, который с большим удовольствием составлял компанию Светке и Жанке, когда у тех возникало желание выпить водочки и закусить вкусно. Славик, работавший в котельной год с небольшим, мгновенно сошелся с обеими дамами и, по некоторым данным, кое-что у него со Светкой было. Но что, точно никто не знал. На вопросы мужиков Славик загадочно, но твердо молчал, а Жанка, понятно, подругу не выдаст. Но Славик молчал не просто так, а значит, значит…

Вдруг Славик что-то сказал и засмеялся, открывая белые, ровные зубы прирожденного весельчака. Вскинул нос и Костик, улыбнулся робкой своей лисьей улыбочкой. При этом он посмотрел на дверь, благо сидел напротив, — и Римма быстро отпрянула в темноту.

Не заметил?

Костика она не боялась, но выглядеть смешной, кому охота? А она подглядывала, как маленькая, впору самой себя пристыдить. Однако же зайти она не могла, а проверить, что там делается, надо было.

Впрочем, надо ли? Не слишком ли много чести кое для кого?

Послышались нарастающие голоса: смена Светки уходила домой. Римма поспешно отскочила к фильтрам, где ее не могли увидеть. Словно убегала.

Чувство было неприятное, непривычное. Убегать она не любила и не умела. Напротив, всегда первая шла в атаку. А если не хотела видеть кого, то это совсем другое дело: таков был ее выбор. Сейчас же она убегала, и это ей не понравилось. Более того, это ее огорчило сверх прочих иных огорчений! Обычно она спокойно дожидалась наверху, когда Светка и ее свита удалятся, а потом также приходила в дежурку — к Валере и всем остальным радостям жизни.

Сейчас от всех радостей осталась одинокое сидение в лаборантской, фильтры, холод и темнота.

Обзавидоваться можно.

Но с веселящейся Светкиной сменой видеться не хотелось. Врага своего Римма не боялась — было бы кого бояться! Но если Светка увидит Римму под дверями дежурки, она сразу поймет, что разлад в отношениях с Валерой у нее все-таки есть, и сделает выводы. Изучение деаэратора ее не обманет, его можно проверить и позже, это не к спеху. Значит, пришла высматривать Валеру через дверь. И на работу явились порознь…

Что ж, все ясно. Поссорились, голубки!

Позволить понять это Светке ни в коем случае нельзя, поэтому пришлось убегать срочно. К тому же Костик мог сказать, что Римма подглядывала — гаденыш давно ее недолюбливает, и тут бы он не промолчал. И смех их, возможно, над ней, Риммой!

Впрочем, Костик при Валере лишнего себе не позволит, и зря она вообще себя так накручивает.

Но мысли дурацкие лезли в голову, досада, злоба жгли беспрестанно, лишали спокойствия, заставляли бегать по залу, подглядывать, прятаться позорнейше.

Для ее лет, опыта, авторитета так себя вести?

Ужас.

Вот началась жизнь. А все из-за кого? Из-за Валеры.

Ну, ты свое получишь! За все получишь.

Стоя за толстыми цилиндрами фильтров, Римма видела, как уходит враждебная ей троица: не спеша, вперевалку, со смехом и шумом. Веселятся. Как и положено людям, отбывшим смену и уходящим домой. Все у них хорошо, всем довольны, мир и порядок.

Везет же этой Светке! Такого напарника отхватила. Точно что-то у них есть, не зря она такая веселая.

А Римма прячется. От них, от Валеры, от Костика — ото всех. Дожила.

На миг Римму охватило желание забежать в дежурку, поднять крик, удариться в слезы, вызвать ответную реакцию, найти какие-то примиряющие обоих слова и покончить с этой неестественной, дикой ситуацией. Дикой и для нее, и для Валеры — она видела, с каким лицом он сидел.

Но как побежишь? А если нарвешься на вчерашний прием? Поведет своей каменной рожей, буркнет что-нибудь равнодушно-презрительно? И что тогда? Пошла вон? А при Костике он особенно будет марку держать. Мужики они идиоты такие. Как это — дать слабину при другом? Да ни в жизнь!

Попросить Костика выйти, чтоб не мешал? Позвонить ему на мобильный и попросить?

Глупость. Он-то выйдет, а толку? И Валера может вызвериться — даже один на один. И появление Риммы он без труда свяжет с выходом Костика: нарочно подготовилась, ага. А значит, можно чувствовать себя хозяином положения. И Костик после всем разболтает — это уж как водится, в тайне он такие события не сохранит.

И Римма отступила. Поднялась наверх в лаборантскую, закурила, поставила чайник. Нет, первая мириться она не пойдет. И звонить никому не будет ни за что. Хочет один сидеть, брови насупив — пусть сидит. Вольному воля. А он — вольный, никто ему руку не заламывает, и заламывать не собирается.

Дальше Римма вроде как и успокоилась. Решила никуда не ходить — и не пошла.

Умница. Все верно, только так и надо себя держать.

Напившись кофе, накурившись до тошноты, она снова спустилась вниз. Проверила деаэратор. Обычно за ним смотрели операторы, страховали ее. Но теперь она сама смотрела. И черт с ними. Справится.

В дежурку не заглядывала. Что она там не видела? Сидят два охламона за столом, молчат. Веселая картинка. Пусть молчат. Надоест молчать — скажут. Но только сами. Не она, нет.

Не она.

Глава девятая

Валера ждал ее этим вечером. Он стоял в глубине двора, за углом дома, притаившись, как вор в темноте, курил сигарету за сигаретой и ждал.

Он пришел пораньше, чтобы не пропустить Римму. И смотрел внимательно — ходила она быстро. Он всегда посмеивался: скороход. Не ходила — бегала. Как девочка. Только ножки впереди на каблучках — тук-тук-тук, — словно пули из автомата.

И Валера смотрел: как бы не проскочила.

Было холодно. Ветер вертелся между домами, как фарш в мясорубке, выдавливал из укрытия, в мелкий лед превращал спину и щеки. Валера терпел. Он вообще был терпеливый. Тем и жил.

Вчерашнее смутно отпечаталось в его памяти. Словно кто-то дул на воду, оставляя на ней короткие, быстро исчезающие впадины, — и все. Он бы и забыл, не так много произошедшее значило в его жизни. Ну, рабочий момент, каких много было. Кто-то всегда на кого-то за эту работу обижен, зол. Кто-то всегда считает, что он делает больше другого — обычное дело. Маета.

Но утром…

Утром Валера задумался.

Задумывался он часто. Вообще,