Когда не поздно простить - Сергей Кулаков

Неважно, о чем он думал. О том, какие продукты купить в магазине или что из них приготовить. О том, что мир готовится к ядерной войне, и война, похоже, будет. О том, надо ли сегодня выпить и сколько. О болезни матери и просто о матери. О родне: все грызутся за дом деда, никак не поделят. О своей службе в армии — ее Валера вспоминал часто и подробно, день за днем. О том, что видел только что по телевизору, и о том, что видел по телевизору вчера. О том, о сем. О пятом, о десятом. Неважно. Важно было то состояние, в котором он пребывал: немного как бы отрешенное, высокомерное от серьезности размышлений и очень уязвимое. А пребывал он в этом состоянии всегда, таково было свойство его натуры. Серьезный был человек. Все так о нем думали, и он так думал. Правда, многие попутно считали его пьяницей и неудачником, но он и сам так считал, и нисколько по этому поводу своей гордости и высокомерия к дуракам не терял. Дураки они и есть дураки, что с них взять?

Сегодня утром ему захотелось выпить. Вчера, после работы, на последние деньги купил бутылку водки и выпил ее дома. Один, перед телевизором, в три стакана, быстро и привычно. Закусил тем, что оставалось в холодильнике: какими-то обрезками колбасы и зельца, яйцо еще сырое взял, соли, ничего не готовил, нажевался хлеба с луком, накурился и уснул. Ни о чем таком не думал, смотрел телевизор, сразу и сильно захмелев, хотел кому-то позвонить и не позвонил. Уснул.

Утром вспомнил, кому хотел позвонить.

Римме, конечно.

Порадовался, что не позвонил. Сначала. Потом подумал, что дурак, что не позвонил. Римма порычала бы по своей привычке, потом бы смягчилась — и все. Можно было жить дальше.

А сейчас жить дальше было трудно. Хотелось похмелиться, но денег едва на сигареты хватало. А где взять на вино — вопрос. Об этом Валера с утра и задумался в первую очередь.

И следом, естественно, стал думать о Римме.

Римма — легкий путь. Набери — и все будет. Немного потерпеть, помолчать, что ему совсем не трудно, и будет празднично, даже весело. И с утра опохмелится, и перед работой выпьет без проблем.

Набери.

Валера взял в руки телефон, высветил быстрый набор номеров. Навел светлую полоску на номер Бельской Риммы (перед ней стоял Бельский Анатолий, муж). Поставил палец на кнопку вызова.

И вспомнил все вчерашнее.

Вспомнил не по отдельности, как оно происходило, а целиком, все стразу, что он тогда чувствовал: словно ком какой-то возник у него в груди, разросся стремительно и заполнил его от шеи до пят — удушливо.

В голове набухло горячим, отдалось в переносье, в языке, щеках. Валера отнял палец от кнопки и задумался.

Тяжело задумался.

Вообще, о чувствах он думать не любил. Считал себя сильным человеком. Практически без слабостей. Выпить любил и не мог без этого, но это вроде как без еды не мочь. Не обойтись, то есть. Надо, и все. И не о чем тут думать. Он иногда бросал на пробу. Месяц не пил, а было — три. Легко. Понимал, что может обойтись. Но жить становилось скучно. Поэтому пил. Других слабостей не было. Он вообще считал всех слабее себя, слабаками. Рано начал взрослую жизнь поэтому. Еще подростком начал ходить на драки со взрослыми ребятами. Тогда же и пить с ними стал по-взрослому. Быстро приучился никогда не жаловаться. Некому было, бесполезно. И так он жил всегда.

Равных себе встречал мало. Начни с кем говорить — ноет. Все ноют. Он — никогда.

И не только в разговоре. Он и в мыслях слабости не допускал. Как ни трудно, терпел спокойно. Возможно, в силу отпущенной природой физической мощи и рано его одолевшей черствости. Возможно. Рос без отца, мать едва тащила, старший брат колотил безжалостно. Не давал покоя ни днем ни ночью — Валера просто не успевал научиться себя жалеть. Потом привык. Да так уже и жил.

Поэтому и думать о чувствах он не умел. Чувства — это слабость, это никому не нужно. Это как стихи читать, зачем? Иногда мелькнет что-то странное, но Валера его отгонял, как муху, — прочь.

Впервые он страшно задумался после смерти брата Андрея. Два года назад тот повесился в гараже. Жена довела. Или жизнь, как посмотреть. Мать говорила — жена. Кляла ее. Ненавидела. Но Валера, думая об этом все больше, понимал: все-таки, жизнь. Не нравится жена — уйди от нее и живи дальше. А вот если жизнь не нравится — тут уже сложно.

Хотя… Может, и из-за жены. Может.

С виду, для прочих, Валера ни о чем таком не думал. Не задумывался. Похоронили, помянули — пил он тогда долго, все не мог остановиться, стали жить дальше. Мать, правда, обезножела, почти совсем ходить перестала. Но Валера — будто ничего не было. С виду. А внутри думал. Думал про чувства, много, часто, непривычно для себя.

Вчера он как раз думал о брате. Так вдруг с утра ему стало жалко Андрея — завыть хотелось. В детстве его не любил, боялся. Потом сблизились. А после того как отслужил в армии, лучшими друзьями стали. У них общих тем было — все! Не перебрать. Андрей любил про жизнь говорить. Валеру жаловаться отучил, не дав привыкнуть. А сам не мог без этого, без того, чтобы на жизнь не пожаловаться. Как все.

На жене своей Ольге он женился по большой любви, дрался из-за нее даже. Жили неплохо, не хуже других. Двое детей, квартира, машина — наскребли на добитую иномарку. Но машина была, и куда-то ездили на ней, жили. Жена пилила, да. За пьянку, за друзей, за нищету, за то, что к матери часто ходит, не вылезает от нее. Валера знал, что пилила. Запиливала даже. И матери Андрей жаловался. Но про смерть никогда не говорил. А потом нашли в гараже. Машину загнал к дальней стене, чтобы не мешала, а сам — прямо за дверью. Чуть-чуть до земли не достал, пару сантиметров, был такой же длинный, как Валера.

Не достал.

«Из-за чего? — недоумевал Валера. Вот так взял — и в петлю. Из-за чего… Ну, ушел бы в запой. Уехал на заработки. Развелся. Но это зачем? Жену любил, это правда. А она его доводила. Не мог ее бросить, он часто про это говорил. И