Любовь по-немецки - Мара Дорст

– Нет, нет, все не так плохо, – поспешила я заверить чиновницу, – в этом нет необходимости. Кроме того, у меня есть телефон фрауенхаус, я уже созванивалась с ними и, если потребуется, я могу в любой момент туда переехать.

– Хорошо, – улыбнулась фрау Фрейд. – Вы должны понимать, что вы не беззащитны и можете противостоять насилию.

Я была удивлена, как развита в Германии система защиты женщин. Я убедилась, что Джобцентр работал в тесном сотрудничестве с женскими домами и службами поддержки женщин. Это давало ощущение безопасности на будущее, ведь я не исключала возможности, что мне все-таки может понадобиться помощь.

Остальной наш разговор был посвящён выяснению мной волнующих меня вопросов по поводу моего пособия и отпуска, которые я подготовила заранее перед встречей. Меня также интересовало, могу ли я в дальнейшем открыть мой собственный счёт (конто) в Германии и как сделать так, чтобы моё пособие поступало на него. Я хотела освободиться от финансовой зависимости от мужа, потому что она влекла за собой и сексуальную зависимость и позволяла ему навязывать мне свои правила. Фрау Фрейд пояснила мне, что это возможно, однако сейчас часть моего пособия автоматически отправляется со счета моего мужа фермитеру (арендодателю), поэтому при открытии собственного конто для получения пособия лично, я также обязана сразу предоставить в банк реквизиты арендодателя, чтобы банк переводил Mieten (арендную плату) на его счет. И это требование делало задачу почти невыполнимой для меня: у меня не было никаких данных фермитера, тем более его реквизитов. И уж, конечно, мой муж ни за что не предоставил бы мне этой информации, поскольку не был заинтересован в моей финансовой независимости.

По поводу отпуска я получила подтверждение того, что по закону я имею право отсутствовать в стране только 21 день. При этом я обязана уведомить Джобцентр заблаговременно за две недели о планируемых датах, дождаться письма от них, в котором мой отпуск согласован, а после возвращения должна лично явиться на встречу, чтобы засвидетельствовать своё присутствие на месте. Таким образом, я действительно не была свободна в своих передвижениях.

– Как я должна уведомить вас о том, что мне нужен отпуск?

– Обычно это делается по телефону. Вы звоните в колл-центр, номер которого указан в договоре, а затем ожидаете официального письма. Правда, я не знаю, насколько это удобно для вас, если вы пишете, что муж получает и вскрывает всю вашу корреспонденцию. Он знает, что вы планируете отпуск в июле?

– Да, я думаю, здесь не будет проблем. Вопрос моего отпуска я обсуждала с моим мужем неоднократно, и он знает, что в июле я должна быть с моим сыном в Москве чтобы сдать документы в университет.

В конце беседы фрау Фрейд любезно распечатала мне памятку о социальном пособии в Германии на русском языке. Это получился буклет на двадцати страницах бумаги формата А1, где были по пунктам прописаны все виды социальных пособий, мои права и, конечно, обязанности.

Когда я вышла, Йенс отпрянул от двери. Все это время он сидел, прислонив к ней ухо, чтобы слышать все, что происходит в кабинете. Фрау Фрейд планировала выйти вслед за мной, но Йенс опередил её, зашёл в кабинет и о чем-то долго с ней разговаривал, так что она под конец не выдержала и выйдя из кабинета, хотела завершить встречу, недвусмысленно показав на часы. Я перехватила её взгляд, выражавший искреннее желание поскорее отделаться от моего навязчивого мужа, который все еще пытался продолжить разговор даже в коридоре.

«Надеюсь, она не выдала меня», – подумала я. Я наивно полагала, что Йенс не смог разобрать, о чем говорится за дверью.

Я ошибалась. Он слышал все от первого до последнего слова. Мне написала об этом Вероника, мужу которой Йенс пожаловался на мои действия. Он всегда собирал вокруг себя клуб болельщиков, описывая ситуацию с позиции жертвы моего вздорного характера и привлекая на свою сторону всех, даже моих родственников. Когда Рональд с Вероникой гостили у нас, мужчины обменялись телефонными номерами, и теперь Рональд был вовлечен в постоянную переписку с моим мужем. В результате даже Вероника, которая после моего рассказа в парке Эссена согласилась со мной, что Йенс скользкий и опасный тип, через некоторое время заговорила уже по-другому:

«Он все делает для тебя, – писала она, – у тебя не муж, а просто золото».

Я решила, что мне ей больше нечего объяснять после этого письма.

По дороге домой Йенс ни о чем меня не расспрашивал, но был чрезвычайно возбужден и наигранно весел. Он уже обдумывал, как обставить эту ситуацию в выгодном для себя свете. Вечером я услышала его разговор с Удо, в котором он жаловался на моё письмо. Конечно, Карстен также был немедленно извещён о моём ужасном поступке. Я не знаю, сопоставил ли Карстен факты, ведь я сама после «абшита в красном» писала ему о том, что уже уведомила Джобцентр, и даже объясняла причины, по которым я это сделала. Боюсь, что он оставил это тогда безо всякого внимания, и теперь смотрел на ситуацию с точки зрения моего мужа.

Вечером следующего дня у нас собралось совещание соседей. Пришли Карстен, Удо и даже его толстая сварливая жена Берта. Они сидели вокруг в гостиной и обсуждали меня. И хотя я не понимала, о чем они говорят, по их интонации я чувствовала, что в мой адрес звучат очень нелицеприятные вещи. Особенно злобно отзывалась обо мне Берта, и я даже уловила, что она прошлась по моей внешности: мол, я не настолько красива, как мои фотографии. На что мой муж пошутил, что это заслуга фотошопа. Я подхватила вирус по дороге из Эссена, и сейчас меня мучили лихорадка и насморк. Конечно, моя внешность оставляла желать лучшего. Услышав про фотошоп, я решила, что не собираюсь это больше терпеть и демонстративно вышла из комнаты.

Я легла в кровать и закрыла двери. Мне было реально плохо и физически, и морально. Ощущение, что я одна во враждебном мне окружении, давило на меня. Хуже всего, что я не могла сказать ни слова в моё оправдание, что бы обо мне не говорили. Я понимала на немецком только самые простые вещи, и разговор в гостиной был не для моего уровня знания языка. С их стороны было неприлично так вести себя в моём присутствии. Ещё хуже было то, что все наши соседи, так же как и дочь Берты Мануэла, которой, правда, не было сегодня среди гостей, уже давно знали от Йенса о моих отношениях с Карстеном. Даже не могу представить, как на самом деле это выглядело с их точки зрения.

Через некоторое время в спальню заглянул Карстен. Я отвернулась от него, укрывшись одеялом с головой. Мне было обидно, что он тоже участвовал в моём бичевании, и даже если он сам не говорил обо мне ничего плохого, то я не видела и того, чтобы он заступился за меня.

Карстен присел на кровать рядом и стал утешать меня.

– Вы все говорили обо мне плохо, – заплакала я.

– Нет, это только Берта. Я, Йенс и Удо защищали тебя.

– Правда? – я улыбнулась сквозь слёзы и потянулась к нему.

– Конечно. – И Карстен заключил меня в объятия. Нашу идиллию прервал Удо, который заглянул в спальню сообщить о своем уходе и сказать «чуус» (пока). Карстен отстранился и вышел к нему, чтобы подать руку на прощание. Все остальные гости, к счастью, уже разошлись. Карстен тоже засобирался домой. Он знал, что я болею: я даже написала ему несколько часов назад, чтобы он не приходил, так как я боюсь его заразить. Я волновалась за него. Но он ответил: «Пожалуйста, дай мне просто увидеть тебя». Сейчас я уже хотела не просто увидеть, мне нужны были его тепло и нежность. Я обхватила