Любовь по-немецки - Мара Дорст

– Мы едем к Карстену! Немедленно. Я хочу видеть его глаза.

– Но что произошло?

– Почему он снова отменил встречу? Я хочу услышать от него лично, что происходит! – Я уже почти кричала, едва сдерживая себя.

Я не могла сказать мужу про телеграм, я все ещё хотела сохранить нашу с Карстеном тайну.

Мы домчались на велосипедах до его дома за пять минут. В мансарде горел свет. Я стояла на деревянной платформе снаружи. Йенс вошёл в темную прихожую и постучал. Никто не ответил. Тогда муж толкнул дверь в студию. Она оказалась незаперта. Не знаю, что там происходило внутри, но Карстен вскоре вышел в коридор. Йенс с упреком указал ему на мою плачущую фигуру, а потом внезапно без предупреждения дважды с силой ударил его по лицу. Карстен даже не защищался. Я закричала. Происходило что-то страшное, невероятное. Йенс сбежал вниз по лестнице, что-то выкрикивая на немецком вперемежку с ругательствами. Я оцепенела от ужаса. Сейчас Карстен развернется и уйдёт в дом, и я даже не смогу его ни о чем спросить. Но Карстен молча стоял на месте, лишь слегка покачиваясь, опираясь на свой костыль. Я вытащила из сумки телефон и начала лихорадочно включать переводчик, мне надо было успеть задать ему столько вопросов, пока он не ушел! Мои руки предательски тряслись, и я никак не могла попасть в нужную кнопку. А когда мне это все-таки удалось, оказалось, что проклятый транслейтер почему-то не реагирует на голос. Я едва не плакала от досады.

– Вас ист лос? Вас ист лос?! (Что происходит?) – кричала я. Это все, что я могла спросить на немецком самостоятельно.

Йенс вернулся назад, и мужчины, как ни странно, примирительно обнялись. Мой муж просил извинения и пускал слезу, а Карстен похлопывал его по плечу:

– Аллес гут, аллес гут… (Все хорошо…)

Я вопрошала:

– Ты больше не любишь меня? Почему ты заблокировал меня? Почему ты не хочешь приходить ко мне?

Карстен начал мне отвечать, но я тщетно пыталась понять без переводчика его речь. Мне было важно каждое его слово, но я не понимала, что он говорит, и я была в отчаянии. Все, что я смогла уловить, – это то, что его любовь стала меньше или, что ещё хуже, что её осталось совсем немного, и что причиной этому являются мои постоянные попытки улететь в Россию и моя переписка с Женей.

– Но я не пишу ему! – в отчаянии кричала я. – С чего ты это взял?

– Но Йенс сказал… – нерешительно кивнул в сторону моего мужа Карстен. Опять этот Йенс со своими непрошеными письмами, в которых он сообщает Карстену информацию, вовсе не предназначенную для него. Да, я действительно продолжала переписку с Женей, но это вовсе не имело того значения, которое мог придавать этому Карстен, поэтому ему не стоило об этом знать. Моё сердце принадлежало только Карстену, и это было самое главное. И я действительно была верна ему все это время!

– Но как любовь может исчезнуть так быстро? – плакала я.

Карстен обхватил меня руками, пытаясь усмирить, потому что на мой крик в окно стали высовываться любопытные соседи.

– Поцелуй меня, поцелуй меня последний раз, – умоляла я. Он неохотно выполнил мою просьбу, и эта «неохотность» ещё более уничтожила меня.

Я отстранилась.

– Хорошо, я все поняла, я все поняла.

– Ты не поняла, – сказал он.

– Вы ничего не поняли, – вторил ему Йенс.

– Нет, я все поняла! – закричала я и бросилась к велосипеду. Йенс бежал за мной следом. Я мчалась домой, не разбирая дороги. На подъезде к дому я слезла с велосипеда и упала на колени прямо на асфальт, воя в голос. Германия, наверное, никогда не видела такой сцены. Мне было так больно, что я хотела умереть на месте. Пережить еще одну травму отвержения после недавних событий с Женей и его любовницей было выше моих сил. Йенс пытался подхватить меня и поднять с земли, но я была безутешна. Кое-как ему удалось затащить меня в квартиру, где я выпила махом полбутылки водки и отключилась.

Утром в пять утра, внезапно проснувшись от разрывающей моё сердце боли, я купила билет на самолёт на ближайший день и сообщила об этом мужу.

– Да, это трагедия, драма, – констатировал угрюмо Удо, который пришёл к нам по просьбе Йенса в качестве группы поддержки, чтобы убедить меня остаться. Я сидела в кресле, закутавшись в плед, с зарёванными глазами, бледная, безо всякого макияжа. Так начинались дни моего персонального ада в Бад Бодентайхе.

– Карстен – идиот, – говорил мой муж, пытаясь успокоить меня. – У него никогда не будет такой красивой и умной женщины, как вы.

Это совершенно не утешало меня. Будь он тысячу раз идиотом, я любила его, и только он сейчас мог меня спасти от боли, разрывающей моё сердце.

– Он всё же любит вас, – увещевал меня Йенс. – Но вы сами все испортили своими угрозами уехать, поэтому он заблокировал свою любовь. А теперь вы совершаете новую ошибку, опять собираясь уехать.

– Что за бред, как можно заблокировать любовь? – плакала я. – Да, я хотела уехать, но он просил меня остаться, и я осталась. Я сделала так, как он хотел! Я доказала ему мою любовь тем, что осталась, а в ответ он не приходит ко мне и говорит, что больше не любит. Теперь мне действительно нет резона оставаться здесь.

– Он не сказал, что не любит, – возразил муж. – Он всего лишь сказал, что его любовь стала меньше.

Разговоры из пустого в порожнее, споры о понятиях, осложненные трудностями перевода. Любовь ушла или уменьшилась, или заблокирована, – какая, по большому счету, разница? Нашей прежней любви больше нет, и я не могу написать Карстену ни строчки. Я исключена из списка его контактов – это ли не свидетельство того, что я больше ничего не значу для него? Он, который отвечал на каждое моё письмо моментально, теперь не боится оскорбить меня тем, что полностью игнорирует меня, я – аутсайдер, нежелательный абонент. Я – его чёрный список.

Муж сохранял позитивный настрой и спокойствие, но я, отчетливо осознавая, что все летит к чертям, не только не разделяла его оптимизма, но была в ярости от того, что он не понимает и не видит очевидного.

Внезапно пришло сообщение от Карстена: «Я на процедурах в Бад Бевензене, но я обязательно приду к вам обоим завтра вечером. Йенс, пожалуйста, пусть она дождется меня, не дайте ей уехать!»

– Что я говорил, – воскликнул муж. – Он любит вас, и он придёт к нам завтра и все объяснит, а вы собрались улетать!

Стоит ли говорить, что уговоры Йенса и Удо были больше не нужны. Конечно, я снова осталась. Я сдала билет, обменяв его на июль, когда мне нужно было планово ехать в Москву, чтобы помочь моему сыну подать документы в университет. Я потеряла на обмене 11 тысяч рублей. И я снова ждала Карстена. Но на следующий день он не пришёл. Как и в последующие дни тоже.

Вся наша прежняя жизнь – не только моя, но и Йенса – была подчинена нашим с Карстеном свиданиям или подготовке к ним. Теперь образовалась мучительная пустота.

31. Мой персональный ад

Я училась жить в новой действительности. Без Карстена, в полной изоляции от него, не имея возможности написать ему и без надежды получить весточку от него. Теперь вся скупая информация шла только через Йенса, который передавал мне короткие известия о том, что Карстен написал ему. Йенс пересылал мне эти письма, и я жадно вчитывалась в строки, ища в них что-то обнадеживающее для меня. Я не знаю, все ли письма пересылал мне мой муж, я не могла это проверить. Иногда в этих сообщениях Карстен давал обещание прийти, и я снова воспаряла на крыльях надежды, но он ни разу не исполнил своего обещания.

Ужаснее всего было то, что все случилось слишком неожиданно. Когда