Любовь по-немецки - Мара Дорст

– А зачем вы меня искали, – сказала я, не меняя своего невозмутимого тона. – Я же все время была на связи и писала вам, что со мной все в порядке.

В конце концов, подумала я с горечью, Карстен мог бы спросить меня об этом в телеграме, и я бы честно призналась ему, где я. Но он ни разу не написал мне. Он уже слишком давно не писал мне. И даже моё исчезновение не побудило его сделать это.

Однако, как ни странно, Карстен действительно меня искал. Как только Йенс сообщил ему, что я уже дома, он примчался к нам, весь взмыленный. Его мокрые волосы стояли торчком. Упав в кресло, он спросил меня сердито:

– Ну и где ты была?

Я ответила с невинной улыбкой:

– Я гуляла в парке.

– Ты лжешь, – сказал он, не отвечая на мою улыбку и пристально глядя на меня. – Я в течение часа ездил по парку, разыскивая тебя. Тебя там не было. Ты была не в деревне.

– Нет, я была в Бад Бодентайхе, – настаивала я.

Если бы мы оказались наедине, я сказала бы ему правду. Но я не могла это сделать в присутствии мужа.

– Ага, разыскивала волков в лесу, – иронически вставил Йенс.

– Ну ладно, раз ты здесь, значит, всё в порядке, – сказал Карстен и направился к двери. Он торопился на службу в пожарный отдел, откуда сбежал на час, чтобы найти меня.

– Ты придешь ещё сегодня? – спросила я с надеждой.

– Да, после службы.

Я не стала его целовать, потому что он сильно спешил, и я чувствовала вину за это. Я отложила наш поцелуй до вечера, когда он снова придёт к нам. Но в этот вечер я его так и не дождалась.

29. Первый удар

После моего возвращения из Эссена и поездки в языковую школу мне никак не удавалось увидеться с Карстеном. В ночь на 31 марта он потянул спину, когда колол дрова для праздника проводов зимы. Именно в ту ночь он должен был прийти ко мне, но его, скрюченного, отвезли на машине домой, и он написал мне: «Кролик, ты не будешь сердиться? Я не смогу прийти сегодня». С тех пор прошла целая неделя. Теперь Карстен уже был на ногах, но к нему приехала мама. Я никак не могла взять в толк, почему это может быть препятствием для нашего свидания с ним.

– Он что, маленький мальчик, которого строгая мама не отпускает гулять? – недоумевала я.

Оказалось, что моё шутливое замечание было недалеко от истины.

Если ты влюблена в психически нездорового человека, готовься к большим проблемам. Тебе никогда не понять логику его действий и ход его мыслей. Беда в том, что ты видишь перед собой абсолютно нормального человека. Он не бьётся в припадках и говорит совершенно нормальные рассудительные вещи, и твой разум воспринимает его, как единое целое, не в силах провести границу между его «я» публичным и его «я» истинным. Ты пытаешься примерить к нему свою логику, нормальную человеческую логику, ищешь объяснения его поступкам в области нормального, но это задача без решения, потому что все твои понятия, которые складывались годами, неприменимы здесь.

О том, что Карстен психически болен, Йенс твердил мне постоянно, но я игнорировала его слова, полагая, что он намеренно очерняет моего возлюбленного в моих глазах. Какая психическая ненормальность? Я ещё не встречала более рассудительных и спокойных людей, нежели Карстен. Он всегда выступал арбитром в наших спорах с мужем, раскладывая ситуацию по полочкам, убеждая меня и развеивая мои сомнения. Ну и что с того, что он страдает синдромом гиперактивности? Это всего лишь изюминка его характера. Синдром помощи? Тоже не критично. Парень хочет помочь всем, жертвуя своими интересами. Это делало его даже более привлекательным в моих глазах, вызывая приступы нежности. В конце концов, все это не клиническая патология.

Когда мне сообщили, что мать Карстена действительно держит его в «ежовых рукавицах» и не позволяет ему выходить из дома вечерами, я не могла поверить в то, что это не шутка.

– Но я тоже мать, – возмущалась я на балконе, разговаривая с Йенсом. – Не могу себе представить, чтобы я запрещала моим сыновьям встречаться с их друзьями, хотя они совсем дети по сравнению с Карстеном. Карстен взрослый мужчина, и он же как-то жил самостоятельно, пока его мать не приехала в гости.

Хуже всего было то, что визит матери должен был продлиться весь апрель, то есть четыре долгих недели, и перспектива не видеть Карстена такой длительный срок повергала меня в ужас. Я понимала, что я просто не выдержку этого. Обещанная ночь вместе с ним 31 марта, которая была отменена из-за его сорванной спины, не давала мне покоя, а тут ещё это!

Я злилась, психовала, демонстративно собирала чемоданы и просто не находила себе места. Я отказывалась помогать мужу во время его ежевечерних мастурбаций, мотивируя это тем, что пока у меня нет разрядки, он её тоже не получит. Я хотела, чтобы он хотел визита Карстена не меньше, чем я, и приложил бы к этому все свои усилия. Йенс писал Карстену письма с просьбой прийти, видя моё состояние и опасаясь, что я правда сбегу, и отсылал ему фото моих упакованных сумок. В конце концов, наше давление на Карстена возымело обратный эффект. Вместо того, чтобы прийти, он написал Йенсу, что мы достали его своим прессингом, и, если он пишет, что не может, значит, так оно и есть. После этого оба наших телефона – мой и Йенса – были заблокированы. Это было впервые. И это был шок для меня, То, что он может поступить так со мной, мне казалось нелепой ошибкой. А то, что он может так поступить с Йенсом, даже испугало меня. Ведь это означало, что тот не имеет никакой реальной власти над ним, как я думала. Раньше в любой сложной ситуации со мной Йенс писал Карстену, и тот тут же мчался ему на помощь. Теперь же он просто исключил нас обоих из своей жизни, даже не задумываясь о последствиях. В конце концов, будь на моём месте другая женщина, такая выходка запросто могла обернуться для Карстена окончанием отношений вообще. Но он, не сомневаясь, пошёл на это, что могло означать только, что он к этому готов. Ведь я искала в его действиях логику зрелого мужчины, а не рассердившегося ребенка. Недоумевая, я написала Карстену с другого телефона, про который он забыл, что я не давлю на него, понимаю его семейную ситуацию и готова ждать, и я не виновата в том, что Йенс оказывает на него давление и не причастна к этому. «Пожалуйста, разблокируй меня, – просила я. – И разблокируй Йенса, потому что от него зависят наши встречи». «Если ты разорвешь отношения с ним, у нас не будет возможности встречаться», – писала я.

Карстен послушался меня, хотя и написал с обидой, что он так много сделал для Йенса, а тот вместо благодарности обвиняет его в том, что я хочу уехать из-за него, и что он рушит наш брак.

– Что ты имеешь в виду под «так много сделал для него»? – в моё сердце закрались подозрения. – Неужели ты хочешь сказать, что ты приходил ко мне в ноябре по просьбе Йенса только ради того, чтобы я согласилась выйти за него замуж, а не потому, что ты действительно хотел меня?

– Да, – пришел странный ответ. – Я приходил по просьбе Йенса, но я люблю тебя.

И да, и нет одновременно. Хотя я давно подозревала, что Карстен был изначально замешан в планах моего мужа, особенно после того письма, которое Йенс неосмотрительно оставил на мониторе еще осенью. «Мы оба сделаем её самой счастливой женщиной, – писал Йенс Карстену. – Миллионы женщин из России хотели бы оказаться на её