Любовь по-немецки - Мара Дорст

В ночь на 1 мая все это завершалось феерией Вальпургиевой ночи, когда Везельвул с другой нечистой силой устраивали мистическое яркое представление с огненным шоу. Завершалось все это танцами в под волынки и барабаны, продолжающимися до рассвета. На это ежегодное представление съезжались жители из разных уголков Германии. Я тоже не хотела пропустить такое событие. И я очень надеялась, что в волшебную Вальпургиеву ночь я увижусь с Карстеном, который, как я знала, принимал активное участие в подготовке к празднику. Но вход на территорию замка во время спектакля тоже стоил денег. Мои 10 евро как раз решили бы этот вопрос.

Заявив мужу, что я иду на прогулку, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, я отправилась на вокзал. Купить билет в автомате теперь не представляло для меня проблем. Как всегда, пересадка в Ильцене, направление Гёттинген. В этот раз я намеренно не отвечала мужу на его сообщения в вотсапе. Злясь на Карстена, я невольно вымещала мои эмоции на Йенса, к тому же он был так же виновен в том, что случилось. Карстен появился в моей жизни по его просьбе и инициативе. Йенс представил мне его как своего самого лучшего и надежного друга, хотя на тот момент знал его от силы несколько недель. Йенс гарантировал мне его верность и преданность, он постоянно поддерживал во мне веру в его любовь, он обещал мне, что Карстен никогда не покинет меня. А слова Карстена лишь подтверждали это, создавая внутри меня глубокую убежденность в том, что так оно и есть на самом деле.

Я мстительно отключила мобильник. Это был невинный поступок по сравнению с тем, чему подвергли меня мои муж и любовник.

На станции в переходе очень удобный указатель извещал о том, что налево пойдешь – в новый город попадешь, а направо пойдешь – в старый город попадешь. Конечно, мне надо было в старый. Я вышла на площадь перед вокзалом. В Целле очень удобное расположение улиц. Здесь невозможно заблудиться. Не зная дороги и не умея пользоваться гугл-картой, я просто двигалась вниз по улице. Сразу за мостом передо мной слева оказался прекрасный парк. Это была пора цветения сирени, и её благоухание наполняло все пространство. Я включила телефон и начала фотографировать. В вотсапе сразу посыпались сообщения от мужа, но я игнорировала их. За маленьким парком передо мной открылся ещё более чудесный пейзаж: на холме перед огромным живописным водоёмом возвышался дворец. В пруду, над которым склонились плакучие ивы, плавали уточки, а вокруг раскинулся огромный парк, наподобие Версальского, по которому прогуливались отдыхающие. На переднем плане я увидела памятник, изображающий вздыбленную лошадь, которую пытается удержать мальчик. Пройдя вдоль парка, обзор которого я оставила на обратный путь, я дошла до Альтштадт (старого города). Именно здесь мы были с Никой и Рональдом по пути в Эссен. Теперь я могла никуда не торопиться, и я наслаждалась, прогуливаясь по узеньким улочкам среди разноцветных фахверковых домов, которые хотя и были построены в одном стиле, но все же носили отпечатки индивидуальности каждый. Внимания заслуживало практически каждое здание, и я сделала не менее пятисот снимков в тот день. В парке на обратном пути я обошла вокруг дворца, часть которого была в лесах (шла реставрация), а потом присела на лавочку в одной из аллей, доедая запасливо захваченную из дома булку. Снимки я перекинула в «облако» и удалила их с телефона, чтобы не выдать моё тайное путешествие мужу, который имел обыкновение рыться в моем мобильнике. Йенс не должен был знать, что у меня есть наличные деньги и что я умею самостоятельно покупать себе билеты. В тот момент я уже готовилась к побегу. Моё отсутствие в течение пяти-восьми часов вне дома тоже должно было постепенно подготовить моего супруга к тому, что я могу уйти на длительную прогулку. Следующей такой прогулкой должен был стать собственно мой отъезд в Россию.

Вернувшись домой к вечеру, я, не говоря ни слова и не обращая внимания на разгневанный вид мужа, прошла в спальню, разделась и легла спать. Я очень устала, и мне не хотелось никаких расспросов. К тому же я была расстроена. На вокзале в Ильцене, ожидая своего поезда до Бад Бодентайха, я все же решила просмотреть сообщения от мужа. Одно из них было пересланным голосовым сообщением от Карстена.

«Йенс, Марина, – говорил он. – Моя нога уже лучше, и я собираюсь зайти к вам в понедельник на часок на чашечку кофе, ок?»

Сухое бесстрастное сообщение. Ничего для меня персонально. «Йенс, Марина» – официальное обращение к женатой паре. Никаких поцелуев, никакого привета лично для меня. И подчёркнуто ограничение во времени с указанием границ визита: только на чашечку кофе.

Лучше бы я этого не слышала! Все впечатления от прогулки по прекрасному городу Целле были сметены новым приступом боли, охватившей меня при прослушивании его «шпрахнахрихт» (голосового письма). Я несколько раз прокручивала запись туда и обратно, надеясь расслышать между строк хоть что-то приятное для себя, что могло бы меня успокоить и дать мне надежду. Но он говорил то, что хотел сказать. Ничего более. В этот момент я уже ясно поняла, что у меня нет другого выхода и мне нечего больше ждать: я должна бежать в Россию, бежать от моей любви, от моего разбитого сердца, от разрушенных надежд. Уже было неважно, что он придёт в понедельник. Эта встреча, я была уверена, принесёт мне только боль, потому что Карстен никогда не будет со мной прежним. Ночью, спрятавшись от мужа в ванной комнате, я заказала билет на самолёт на вторник. Цены были просто «драконовские»: билет только до Москвы стоил в районе 15 тысяч рублей, а мне еще требовалась пересадка до Минеральных Вод. Спустя неделю цена падала вдвое, но я не могла больше ждать. Я намеренно взяла билет на следующий день после планируемого визита Карстена. Пришёл бы он или нет (как обычно в последнее время) – оба варианта не несли с собой ничего, кроме боли и разочарования. Решение было принято.

34. И все-таки он пришел…

И все-таки он пришел. 2 мая в понедельник, как и обещал, на чашечку кофе.

– Все хорошо? – спросил он, обнимая меня в прихожей.

– Теперь да, – ответила я, имея в виду тот факт, что он пришёл.

Он сразу прошёл на балкон, как обычно, где его поджидал Йенс с неизменной сигарой в зубах. Я смотрела на Карстена, прощаясь. Теперь я ни за что не открыла бы ему тайну моего отъезда. Я не хотела манипулировать этим. Я не хотела, чтобы он просил меня остаться только потому, что я угрожаю уехать. Я хотела знать правду, что происходит на самом деле. Я все еще готова была сдать билет, если бы я поняла, что он любит меня. Я готова была дать ему последний шанс. О Карстен, что с тобой происходит? Тот же смех, тот же любимый голос, но сам ты уже какой-то чужой… Я ничего не понимала до сих пор из того, что они говорят между собой с Йенсом. Тайком я включила запись, однако когда я начала задавать Карстену вопросы, мне пришлось прибегнуть к переводчику. С этого момента запись автоматически отключилась, и у меня не осталось самых важных моментов нашей встречи, чтобы прослушать их снова. Я не помню подробностей этого ужасного вечера. Даже не вечера – у меня было всего лишь полчаса или сорок минут, которые он отвел мне. И это после того, как мы не виделись целых две недели! Он все время демонстративно поглядывал на часы, и это усиливало мою нервозность. Я плакала и говорила, что я люблю его.

– Любишь ли ты меня? – спрашивала я в отчаянии.

– На сегодняшний день я не могу сказать тебе, что я люблю тебя, – ответил он. – Но это не значит, что я тебя не люблю.

Какая иезуитская изощренная формулировка!

– Ты можешь подождать несколько недель? Мне нужно решить мои проблемы, – добавил он.

Мне было прекрасно известно, что означают слова мужчины, когда он