Проданная драконом, купленная Смертью - Кристина Юрьевна Юраш

Лиама. Увидела себя — на аукционе, беззащитную, с верёвкой на шее. Увидела Марину, сжимающую сына в объятиях.

— Держись, Ник, — прошептала я, глядя на светлые пыльные волосы. — Ты не один.

Доктор уже наложил магические повязки, шепча заклинания, которые я не понимала, но чувствовала — каждое слово — как игла, вшивающая жизнь обратно в тело. Он держал руку на груди мальчика, словно пытаясь магией починить то, что сломал несчастный случай.

Часы тикали.

Капли зелья падали на пол.

И вдруг — лёгкий, почти неуловимый вздох.

Мальчик дрогнул.

— Есть пульс! — выдохнул доктор. — Слабый, но есть!

Я чуть не расплакалась от облегчения.

Но тут же вспомнила:

Смерть ещё не ушёл.

Он всегда приходит, когда душа на грани.

И если доктор проиграет партию… я снова перейду ему дорогу.

А пока — я подала доктору чистую тряпку, вытерла ему пот со лба и прошептала мальчику:

— Держись, малыш. Ты ещё не видел, как пылинка может остановить саму Смерть.

Мы бережно перенесли его в палату, уложили на чистую постель, накрыв одеялом.

Мальчику стало намного лучше. Его веки задёргались, а я с замиранием сердца следила за чудом.

Он даже открыл глаза — не мутные, не пустые, а живые, с детским испугом и вопросом: «Где мама?».

Доктор кивнул, а я бросилась к родителям сообщить радостную новость. Те тут же вскочили с кресел и упали на колени возле кровати, держа друг друга за руки, будто боялись, что если разомкнут круг — сын снова исчезнет. Мать гладила его по лбу, отец сжимал ладонь мальчика так, будто пытался влить в него свою силу.

— Он живой, — прошептала женщина, и в голосе её дрожала благодарность, как струна перед обрывом. — Он жив…

Доктор терпеливо ждал, усталый, но твёрдый, как всегда.

— Домой, — сказал он без расшаркивания. — Оба.

— Но он только очнулся! — возразил отец. — А если ему станет хуже?

— Если станет хуже — я справлюсь, — отрезал доктор. — А если вы останетесь — он не выспится. А сон — лучшее лекарство после того, что он пережил.

Они не спорили. Просто кивнули, поцеловали сына в лоб и ушли, оглядываясь на каждом шагу. И так до самой двери. Словно не могли поверить в это чудо.

Я подошла к кровати, поправила одеяло.

— Твоя мама сейчас отдыхает, — сказала я мягко. — Она очень перепугалась, перенервничала. Но завтра утром прибежит первой. Обещаю.

Мальчик кивнул. Глаза уже слипались.

— А вы кто? — прошептал он.

— Я — Нонна. Помощница доктора. И твоя временная нянька.

Он улыбнулся — слабо, но искренне.

— Я уже взрослый… Мне не нужна ня… — выдохнул он и тут же уснул.

Я притащила кресло и села у изголовья, достала тетрадку со своими, перечитала записи о зельях после ножевых ран. Всё в порядке. «Сердце Луны» действует. Пульс ровный. Дыхание — спокойное.

Всё хорошо. Думаю, он скоро поправится…

Я только налила себе чай, поставила его на подоконник остывать, как вдруг в дверь приёмной ворвались так, будто дом горел.

— Доктор Эгертон! — закричал мужчина, оглядываясь по сторонам, как затравленный зверь. — Кто здесь доктор Эгертон?

— Это я! — прокашлялся доктор, выходя из операционной.

— Умоляю! Моя жена… она рожает! Уже третий день! Ребёнок не идёт! Она теряет сознание! Все повитухи сказали — либо мать, либо дитя! Но я слышал… я слышал, что вы способны творить чудеса! - задыхаясь прошептал мужчина, едва ли не цепляясь за доктора.

Доктор взял плащ, достал из шкафа кожаный пузатый саквояж и вздохнул:

— Где живёте?

— На Кленовой! У реки! Дом с синей крышей!

Доктор кивнул и бросил на меня взгляд — быстрый, но тяжёлый, как приказ.

— Давай ему укрепляющее зелье. Раз в два часа. Не больше. И следи за дыханием. Если станет хуже — дай «Последний вздох». Но только если совсем плохо. Поняла?

— Поняла, — кивнула я, хотя сердце уже стучало, как будто знало: всё пойдёт не так.

— Думаю, ты справишься, — сказал он уже на пороге. — Я постараюсь побыстрее. Я в тебя верю!

И ушёл.

Впервые за всё это время я осталась одна в больнице.

Не просто одна в комнате.

Одна с жизнью чужого ребенка в руках.

Сначала всё шло хорошо.

Мальчик спал. Дышал ровно. Лицо — не бледное, а даже чуть румяное.

Я варила чай, перебирала бинты, прикладывала кристалл к его груди, записывала в тетрадку: «18:00 — зелье дано. Пульс — зелёный. Дыхание — спокойное».

Но к девяти вечера он начал метаться.

Глава 64. Отчаянная

— Мама… — прошептал он, хватая воздух. — Мама… не могу…

Я подскочила, расплескав чай прямо себе на колени.

— Тише, тише… Всё хорошо. Дыши. Глубже, — шептала я, стараясь успокоить малыша.

Но дыхание стало прерывистым. Грудь — будто сжата невидимыми руками. Губы — синеватые. Пальцы — холодные.

— Нет… — вырвалось у меня. — Нет, нет, нет! Жизнь! Ты меня накалывала по-всякому, но не так!

Я долго сомневалась. Стоит ли сейчас давать последний вдох? Или нет?

Потом решила, что даю! И влила в его губы зелье.

Ему стало капельку легче. Прямо совсем чуть-чуть, а я понимала, что что-то не так!

Я бросилась к полкам, схватила тетрадку, листала, пока пальцы не нашли нужное:

«Если после раны в грудь начинается одышка — возможен внутренний отёк. Дать “Лёгкий ветер” — 3 капли в воду. Не больше!»

Давай зелья, которые я не давала раньше, было страшно! Я не понимала, что лучше. Рискнуть и дать, или не рисковать и ждать, теряя драгоценные минуты.

Я отмерила капли дрожащими руками, поднесла к его губам.

Он глотнул. Задохнулся. Закашлялся.

— Прости… прости… — шептала я, вытирая ему рот. — Я стараюсь…

Он дышал. Но каждый вдох давался с боем. Глаза — полные страха. Как у зверька в ловушке.

— Не умирай, — прошептала я, сжимая его руку. — Пожалуйста… Не умирай. Доктор скоро вернётся. Он всё исправит. Он всегда всё исправляет…

Но внутри я знала: доктор далеко.

А ночь — длинная.

Я смотрела на часы.

Десять.

Одиннадцать.

Полночь.

Мальчик всё чаще замирал между вдохами.

Сердце — еле слышно. Кожа — ледяная.

Я бегала по комнате, как пойманная птица.

Проверяла пульс.

Меняла компрессы.

На ходу