Царствование Розы - Кейт Голден

Меня передернуло от этой мысли.

Взгляд Кейна устремился на меня, и я заметила гримасу, которую он тщетно пытался скрыть.

— Прости… я не хотел…

— Все в порядке. Я…

— Готова? — спросил он, и взгляд его был мрачен.

Я не была готова. Все происходило слишком быстро. Слишком внезапно. Кейн был смертен. Мы только что воссоединились, и вот снова должны расстаться так скоро… Что, если мы больше никогда не найдем друг друга?

Но я знала этого мужчину лучше, чем ритм собственного сердца. Он не отступит.

— Хорошо, — выдохнула я. — Иди. И я встречусь с тобой в том поместье.

Кивнув, он надвинул шлем на голову. В этом душном темном ночном мраке он и впрямь выглядел как один из них. Я попыталась сосредоточиться на знакомых очертаниях его носа и ямочке под губами. Приподнявшись на цыпочки, я прикоснулась губами к оголенному участку его шеи, не прикрытому тяжелым серебром Фейри.

Из него вырвался смиренный вздох. На самом деле, в нем была лишь пустота, но я едва различала его выражение под серебряным шлемом.

— Я люблю тебя, Арвен, — проговорил он, и серебряные перстни на его руке коснулись обнаженной спины в вырезе платья, когда он привлек меня к себе.

Не успела я ответить ему тем же — не успела сделать и одного полного вдоха, вобрав его тепло и запах, — как Кейн скользнул из кустов, бесшумно влившись в толпу солдат, сновавших по улице.

Что-то холодное и колючее, словно ледяные иглы, пробежало по спине, впилось в живот и сковало конечности. Ощущение, которое я испытывала уже слишком много раз.

Он что-то от меня скрывал.

Глава 14

КЕЙН

Кроваво-красные мраморные полы дворца всегда выдавали меня и моего брата в детстве. Топот наших ног, неуемный, когда мы носились, возились и с мальчишеским восторгом опрокидывали дорогие статуи. Слишком много порок от отца и его слуг научили меня ступать с пятки на носок, чтобы скрыть этот стук. Я бесшумно прокрадывался мимо десятков солдат. Мое сердце колотилось в похищенных доспехах Фейри.

Резким контрастом моим медленным, выверенным шагам был вихрь в моей голове. Шок, облегчение и безудержная радость от того, что я держал Арвен — чувствовал, как ее сложная прическа щекочет мой подбородок, вдыхал ее аромат цветов апельсина, целовал эти губы..

Поглощенный всей этой медовой сладостью и теплом, я забыл, зачем пришел сюда.

Чтобы умереть.

Чтобы убить моего отца и, следовательно, умереть.

— Что, если бы я воскресил твою любимую из небытия… даровал тебе ту самую чистокровную сущность Фейри, к которой ты стремишься? Если бы я сказал, что смерть обойдет вас обоих стороной, что бы ты избрал? — спросил Лен. — Ты все равно пожертвуешь собой ради блага царства?

И что я подумал про себя?

Нет. Абсолютно нет. Мне захотелось огрызнуться, Да пошел ты, а, если честно, пошел ты вообще с таким вопросом лезть!.

И он все равно исполнил мою просьбу.

Наверное, он уже видел то, чего я сам еще не осознавал.

Что если по какой-то ужасной шутке судьбы я найду вторую половину моего сердца все еще живой, то, возможно, я выберу не отдавать свою жизнь за благо царств. Что я эгоистичный, жадный ублюдок, и мне ничего не нужно в этом мире, кроме нее. Не правосудие. Не месть. Не спасение жизней миллионов невинных.

Только. Она.

Но, по второй удивительной шутке судьбы — над которой Боги Фейри, наверное, просто умирают со смеху — я был просто неспособен ставить свои интересы выше Арвен.

Она никогда не оставила бы Лазаря в живых. Не до плена, и уж тем более не после. Она не позволила бы ему сеять захват, насилие и разрушение. Что же мне было делать? Взять ее в заложницы? Заставить ее жить долгую жизнь со мной, пока все остальные страдают? Заставить ее жить с осознанием, что все эти страдания — расплата за наше счастье? Я никогда не сделал бы этого с ней. И я не позволил бы ей заплатить собственной жизнью за смерть Лазаря.

А значит, мне предстояло заплатить вместо нее.

Возможно, тот человек, что не был Леном, не знал всего этого тогда. Возможно, он только надеялся.

Но я знал точно — если мне удастся не облажаться как-нибудь — что мое грубое, торопливое Я люблю тебя станет нашим последним прощанием.

Арвен доберется до Харта. Я верил в нее больше, чем в кого бы то ни было. Король-повстанец благополучно доставит ее домой. Через пролив или с помощью портала, сотворенного ковеном Антле. И я найду клинок. Я убью отца — исполню обещание, данное мной Богу Фейри.

Я умру за королевства. Я умру за свой народ. Я умру за Арвен, чтобы она могла жить.

Пока я добирался до спальни Лазаря — до двери в стеклянном атриуме24 с лунной печатью, — ни одна стража не удостоила меня взглядом. Я схватился за ручку из красного камня, в висках стучал пульс.

— Эй! — хрипло окликнул кто-то.

Я сделал вид, что не слышу, тряся ручку.

— Эй, ты!

Открывайся, твою мать, открывайся…

— Я к тебе обращаюсь. — Серебряный стражник приблизился. Короткий, коренащий болван, доспехи ему были слегка великоваты. — Они еще трахаются?

По языку поползла желчь, хотя плечи и отпустило от облегчения.

— Ага, — сказал я.

Стражник кивнул с одобрением.

— Молодец он. Я бы тоже с этой малышки днями не слезал.

Я чуть не прокусил себе язык.

— Зачем он тебя послал?

— За свежими штанами. Старикашке уже не хватает былой выдержки.

Стражник смотрел на меня, будто я над святыней надругался.

Я затаил дыхание.

Мой меч, казалось, пылал в ножнах у бедра. Я потянулся к нему…

Но тут коротышка разразился громким, заливистым смехом. Он смеялся до тех пор, пока слезы не выступили за стеклами его красных очков, прикрывавших прищуренные глаза.

— Проходи, — рявкнул он, тяжело хлопнув меня по плечу и проведя своим лайтом по зачарованной дверной ручке.

Я шагнул в комнату отца, не проронив больше ни слова. На секунду, в кромешной тьме, весь мир свелся к хрипу моего дыхания и учащенно стучащее в висках сердце.

Спальня отца была темной и душной. Окно оказалось открыто, ночной ветер колыхал тонкие черные занавески, словно дымные призраки, но ветерок Соляриса не мог рассеять спертый воздух.

Я всмотрелся в темноту — его кровать была застелена безупречно, как всегда. Ни единой складки.