Эта башня во мне - Надежда Викторовна Ожигина

– По коням, гардемарины. Внимание всем кромешным постам! Объект – гостиница «Ленинградская», усиленная охрана. Никого не пускать, особенно Грига! Убил он в прошлом мадемуазель Вознесенскую или Самойлов его подставил, это, милсдари, неважно. Ради утраченного амулета Григ пойдет на любые мерзости.

Он стоял на узком балконе, не предусмотренном планом строительства. Укрывался за каменными зубцами, как за стеной древней крепости. Ливень бил по обнаженным плечам, капли стекали по татуировкам. Где-то внизу, у входа в гостиницу, выстраивались цепью кромешники, заставляя нервничать редких прохожих.

Он стоял в шаге от эпицентра и вслушивался в музыку ритуала.

Потоки воды, беспощадный ветер, особенно резкий под шпилем, бьющий прицельно под дых. Истеричные звуки скрипки, рвущиеся из-за стекла огромных, идеально прозрачных окон, невидимых на лицевой стороне. Девушка на влажной кровати, надорвавшая связки в беззвучном крике, распятая собственной болью и играми воображения.

Он мог бы пройти сквозь стекло, сжать ее руку, снять напряжение. Но прилетел не за этим. Сколько можно пасти заблудшую душу, отравленную собственным прошлым?

За потоками воды, в застеколье, в роскошно обставленном номере маячил скелет генерала: прямой, как шпала, в военном френче, весь обвешанный орденами, как елка.

Столько лет, а ненависть не угасла, не отмылась кровавой рекой. Как вы были удивлены, предводитель партийной ячейки кромешников, когда Григ вошел в тайную студию! Вон и дырка в черепе, такая ровная, будто вырезали по лекалу. Потому что стрелял Григ не пулей, звонкой исподней яростью, укрощенным электричеством сжигая мозг. За Тамару. И за Софи.

Знали бы вы, командор, кем была ваша избранница! Софи не любила Грига, лишь включила его в комбинацию, разглядев в музыканте пешку, способную выиграть партию. Последнего тамплиера, хранителя тайной святыни. Ее угнетала несправедливость, в том числе ваша, Самойлов. Вы не посмели бы красть и лгать, прочитав ее сердце, не так ли?

Но вы попросту дали другое название улице Вознесенской, предпочтя замазать предательство и не поверить пророчествам. Будто стертое имя меняло реальность. Отменяло грядущие беды. Отныне там улица Радио. Бедна фантазия большевиков.

Григ отвернулся от окна в гостиную и вновь посмотрел на тучи.

Он не любил вспоминать тот день, когда Софи Вознесенская призвала его на этот балкон, открывая доступ в гостиницу. И назначила свидание в парке «Сокольники», чтобы вернуть амулет тому, кого считала законным владельцем. Он презирал свои руки, горячие от лиловой крови. И забавные ролики на ремнях, свисавшие из матерчатой сумки. Были такие раньше, просто колесики на платформе, крепились к обуви ремешками, Софи все время звала покататься… Почему так врезалась в память именно эта мелочь? Потому ли, что из мелочей складывается целая жизнь, управляя тем, что несет грядущее?

Прошлое остается в прошлом, как бы ни хотелось переиграть, исправив ноты нехитрой пьесы.

В настоящем Григ стоял на балконе, возвращая тот давний долг. И когда в скоплении свинцовых туч мелькнул антрацитовый силуэт, без раздумий хлестнул по небу, выпуская из-под пальцев пять тонких нитей, зудящих от электричества.

Одного ты не знаешь, отец, глава старинного ордена Субаш. Твой никчемный сын прочел древние знаки, застывшие на летней сцене театра. Прогоревшие впустую иероглифы. Твой наследник выправил формулу, учел все ошибки и недочеты, возникшие при убийстве лярвы. И сумеет достать амулет из сердца намеченной жертвы.

Главное – не действовать силой, подружиться с со-зданием, добиться доверительных отношений, а затем подвести к самой кромке отчаяния. Чтобы девушка сама захотела избавиться от тяжкого груза башни, выросшей за спиной.

Дракон вынырнул из чернильной тучи, норовя спихнуть Грига с балкона, и получил удар в брюхо, по нефритовым нежным чешуйкам, звеневшим колокольчиками на ветру. Если слушать музыку сущего, недочеты композиции легко устранить. Так внезапная атака врага превращается в элементарную гамму, которую можно перечеркнуть.

Гигантский дракон сам был как туча, как клубы смоляного дыма. Он легко ускользнул от выпада, затерявшись в свинцовой завесе.

Григ не пытался его уничтожить, не лез на рожон без подготовки. Просто отгонял от добычи, вновь и вновь полосуя молнией небо. Аспидный летающий змей на миг свился в замкнутое кольцо, закрутился, оборачиваясь легкой дымкой, намеком на человеческий контур. Григ услышал тихое шуршание струн, зажатых в смертоносный аккорд, а затем ощутил на себе всю мощь убийственной атаки циня. Воронцов покачнулся, хлестнул в ответ, ставя метку на коже дракона, обернувшегося человеком. Укол, репост, заклятье вдогонку, все по правилам фехтования. Чешую не пробить, а вот тонкая кожа треснула, как изящный фарфор, мазнула лиловым по небу.

Кромешники, наконец, разглядели, что в ворохе туч давно идет бой. Их слаженный удар задержал дракона, и Григ отступил к окну, под защиту гостиницы «Ленинградская», ее новорожденной связи с со-зданием.

Скелет Самойлова скрежетал внутри, бесновался по ту сторону застеколья, но Григ показал ему средний палец и перестал обращать внимание. Он выставил защитный барьер и, держась за живот, наблюдал, как столичная кромешная рать бьется с тенью в свинцовых тучах. Потом сделалось зябко до дрожи, мир покачнулся и посерел, и почему-то с трудом получилось вытереть мокрые губы, соленые, лиловые, как у вампира, что поперхнулся обедом. Пускай.

«Силен, аспид, – думалось в полудреме. – Давит даже через защиту. И вся королевская конница, и вся королевская рать… Музыка, как оружие. В этом мы с ним похожи. Много ли в мире бойцов-музыкантов? Семиструнный цинь – неплохая зацепка. Нужно спросить у отца…»

Воронцов вскинул голову, улыбнулся змею, ведущему бой в небесах в тщетной попытке разметать кромешников и добить противника на балконе. Дракон тоже понимал, что ошибся, открыл карты в игре раньше времени, купившись на мнимую беспомощность Грига. Они ведь даже не начали бой, так, размялись парой ударов. Гневный дракон разбивал все атаки, но не мог одолеть двойного барьера: веерной защиты ордена Субаш и величия гостиницы «Ленинградская», охранявшей обретенную плоть и кровь.

– Не так просто меня убить, – подмигнул Григ дракону мести и гнева, – многие пытались, тебе не чета.

Он снова показал средний палец, уже не скелету, а серым тучам, в которых постепенно таяла мгла, проливаясь весенним ливнем. Устроился у стены, зажимая рану левой рукой, и заснул, как сидел, на полу, ощущая себя бродячим псом, побитым, но отстоявшим право на заветную сладкую кость.

4.

Который день было шумно в обычно тихой Немецкой слободе.

Пыль висела плотная, душная, забивала легкие, хватала за горло, будто мстили разбитые камни, рвали в клочья здоровье своих палачей. Грохот стоял и скрежет, плач сиротливый, жалобный. Кто-то стенал, кто-то пел гимны, не жалея истерзанных легких. Кто-то тихо