По щучьему велению, по Тьмы дозволению - Евгения Преображенская

Один за другим проносились дни и ночи, оставались за спиной однообразные зимние пейзажи: озёра и ручьи, поляны, лощины и овраги — всё слилось в единый чёрно-белый холст. Мысли юноши чаще и чаще уносились к царевне Витарии.

Сердце его ныло от тоски, а ум изнемогал от тревоги. Что за зимние чары овладели душой царевны? И как ему защитить любимую?

Всё, что мог сейчас юный княжич Богат, — это устремлять к Витарии тепло собственной души. С ним была лишь память о её чистых голубых глазах, о мягких и сладких девичьих поцелуях. Иного он не ведал. И всю неизлитую страсть, всю нежность он дарил образу царевны, которую представлял в своих объятьях.

Инальт всё так же плохо переносил поход по волчьим тропам, чаще пользуясь солнечными. Это замедляло путь. Но ощущение того, что каждый шаг приближает его к любимой, неизменно вселяло надежду и даровало силы.

Порой Инальт шёл сутки напролёт без отдыха. И хотя ведьмак Андрэс строго наказал отдыхать и обязательно разжигать огонь в тёмное время, молодой князь слишком торопился.

— В этих краях властвуют лесовики, — говорил Андрэс. — Лешие и пущевики не любят костров, однако зимой они по большей части дремлют, как и их растения. А вот снежные духи не спят. И они не только песни поют, могут напасть, особенно ночью… Отпугнёт их лишь пламя.

Не спал Инальт и не разводил огня и этой тёмной ночью. Луна не озаряла путь, зато и метель с непогодой отступили. Хорошо были видны звёзды, указывающие верное направление.

Однако что-то было не так. Некая тревога прокралась в душу Инальта. Словно бы поблек впереди тот яркий огонёк, что вёл его всё это время.

Юноша вновь обратился мыслями и всей своей горячей любовью к образу Витарии. Предчувствие, что царевна была в опасности, налило грудь жаром. Несмотря на усталость, ему казалось, что пламени в его сердце сейчас достаточно, чтобы растопить снега, а может, и объять огнём весь лес.

Он сжал кулаки, отросшие в пути ногти кольнули ладони. Встать бы на четыре ноги да помчать вперёд, забыв обо всём.

— Жив ли… Здоров… — вторило Витарии эхо из мглистой лесной пущи.

Царевна затаила дыхание, прислушиваясь, всматриваясь вдаль. Никого не было видно. И не милый Инальт отвечал ей.

Снова ветер проказничал, играл голосами, похищенными у погибших. Замёрзшие в дороге путники, семьи, оставшиеся зимой без крова, ратники, павшие в схватке в лесу, — было не ясно, они или чёрные силуэты деревьев застыли вокруг царевны.

А что если Инальт уже был в их числе?..

— Инальт, — всхлипнула Вита. — Любимый…

Она вся сжалась от озноба. Доброе волшебство зимнего леса обратилось пугающими чарами. И спасительный отблеск костра Велисы затерялся где-то в глуши.

— Велиса! — крикнула испуганная Вита. — Зор! Элем! Фосилл! Помогите…

Вместо ответа послышался скрип сучьев. Где-то громыхнуло. Снег сорвался или ветка обломилась? Или то была поступь тяжёлых шагов неведомого чудища?

Инальт прислушался и огляделся. Ему показалось, что он уже не один в этой тёмной ночи. Но не птица и не зверь бессловесный, что-то иное наблюдало за ним, кралось по следу.

Будто легонько земля дрогнула. Снег осыпался с ветвей. Или показалось? Может, избушка Йежи преследует обидчика?

Не переставая всматриваться в полумрак между деревьями, Инальт вытащил меч из ножен. Он озирался и глядел туда, откуда мог появиться противник. Он смотрел и не видел, как мельчайшие крупинки снега скользили вдоль его сапог, хотя ветра не было.

Снежинки сцеплялись вместе. Соединялись друг с другом белые комья, упавшие с деревьев. Мало-помалу, почти незаметно снежный покров стягивался воедино. Ничем не отличимый от прочих, один из сугробов постепенно увеличивался, становился всё выше…

— … Инальт, — прошептало эхо вдалеке. — Любимый…

— Вита! — крикнул Инальт.

Он качнулся вперёд, чтобы бежать на голос, но ноги не повиновались ему. Что-то жёсткое и холодное ухватило юношу за щиколотки.

— … Инальт! Вита! Инальт! — заметалось между деревьями эхо, будто захохотало.

Юноша взревел со злостью и, не глядя, полоснул мечом по земле. Острая сталь вспорола снег, и путы рассыпались. Но в тот же миг Инальт получил мощный удар в грудь и отлетел назад.

Пинок выбил воздух из молодого князя, тот даже вскрикнуть не успел. Лёжа на спине, он наблюдал, как ходуном заходили ветви деревьев, как содрогаются сугробы, и медленно вырастает над ними гигантское белое создание.

Снеговик, каких лепят дети зимой, был размером не меньше средней ели. Он взревел голосом Инальта, будто издеваясь, повторил его крик, и обрушился на юношу с новым ударом. Инальт собрал всю свою волю в кулак, отпрыгнул как можно дальше. Он перекатился и, встав на ноги, спрятался за ближайшим деревом.

Снег под его сапогами двигался, тёк подобно ручьям и шелестел, как сотни змей, трущихся друг о друга чешуёй. Не то хохотал, не то выл ветер в кронах. Земля дрожала от поступи снежного чудища.

Слишком поздно Инальт вспомнил советы ведьмака. Хлестать мечом по снегу было бесполезно — только сталь испортишь. Огонь — единственная защита! Защита или бегство… Но куда деваться от снежного духа, когда вокруг тебя снег?

Пиная ногами комья, норовящие пристать к сапогам, Инальт побежал куда глаза глядят. Снеговик бросился за ним. Юноша отбивался от его чудовищных лап. Он скакал от дерева к дереву, чтобы укрыться от ударов. Только бы не потерять равновесие и не упасть!

То и дело снежная лавина обрушивалась в шаге от Инальта, точно кто-то швырял в него огромный снежок. Скрипели под ударами деревья, ломались и падали ветки. В лесу началась настоящая снежная буря.

— Инальт, я так тоскую по тебе, — вздохнула Вита, признаваясь в сокровенном хотя бы ночной мгле.

— Идём со мной, — ответил едва различимый, звенящий льдом голос.

Вита ахнула и принялась озираться. Никого не было видно. Только воздух будто бы сделался морознее.

— Кто ты? — воскликнула царевна.

— Я провожу тебя к любимому… — было ей ответом.

Пахнуло холодом. Сорвалась с ветвей и упала под ноги девушке окоченевшая птица. Вита сделала шаг назад, уставившись на трупик. Вторая и третья птица упали поодаль.

— Инальт совсем близко… — вновь прошелестел голос. — Я провожу тебя к нему…

— Ты… Ледяница? — задала