Укушенная - Джордан Стефани Грей

— Ох, эм… спасибо. Меня зовут Ванесса, — вежливо говорю я, пробую перо и тут же проделываю дырку в пергаменте. — У вас случайно нет ручки?

Резкий смех Эрика перекликается с кудахтаньем Катерины, и я сжимаю перо в кулаке. Оно ломается пополам, и Порция моргает, глядя на это. Затем достает ещё одно перо со своего стола, где она разложила несколько в аккуратный ряд.

— Здесь нет ручек. Традиционно мы сохраняем каллиграфию и почерк наших предков.

Я фыркаю, в очередной раз пытаясь писать новым пером. У меня ничего не получается.

— Обратите внимание на то, что в слове «каллиграфия» есть слово «ручка».

(прим. пер. — в оригинале «penmanship» (почерк, каллиграфия) и «pen» — ручка, перо).

Майлз тихо смеётся, и я ценю это. Он смеётся не надо мной, как остальные. Порция тоже, и Син тоже. Я бросаю взгляд на принца, о котором идёт речь, покусывая губу, но он по-прежнему не смотрит на меня. На Эви он тоже не смотрит. На его лице непроницаемая маска скучающего, красивого высокомерия, но глубоко спрятанные во мне магические инстинкты знают, что это ложь.

— Вот. — Порция опускается на колени возле моего стола и показывает мне, как пользоваться пером, даже когда остальные продолжают надо мной издеваться, а Инструктор Альварес требует, чтобы они прекратили. — Ты должна быть нежной, — говорит Порция. — Каллиграфия — это прежде всего мягкие, уверенные штрихи.

Может быть. Но сейчас я не чувствую себя ни очень мягкой, ни очень уверенной в себе.

— Спасибо, — шепчу я.

Порция улыбается, и её рука перестает дрожать.

— Политическая структура Семи дворов важна, но на самом деле её не так уж сложно понять. Здесь всё в макроуровне. Королевы правят континентами. Герцоги правят странами. Графы правят территориями, а бароны — городами. Конечно, править может любой пол. Это были просто примеры. Но в городах есть небольшие стаи, возглавляемые альфами. Однако мы с ними не общаемся.

Я открываю рот, чтобы ещё раз поблагодарить её, но Майлз прерывает нас, поскольку Инструктор Альварес продолжает объяснять разницу между графами и баронами.

— Тебе действительно нужно послушать, — умоляет он. — Если ты надеешься пройти Вознесение, ты же не хочешь быть последней в классе.

— За это предусмотрено наказание? — осторожно спрашиваю я, стараясь говорить как можно тише. — Быть последней?

Майлз хмурит брови, будто это самый глупый вопрос, который я могла задать.

— Дворяне, особенно члены королевской семьи, беспощадны. Они не выберут кого-то глупого для своего будущего двора. — Он говорит это не жестоко, а просто как ни в чём не бывало. Я склоняюсь над своей работой и снова беру в руки перо. На этот раз я не разрываю страницу.

Если я собираюсь победить будущую королеву и её придворных, мне понадобится любая тренировка, какую я только смогу получить, а потом и ещё немного. Я пишу быстрее. Слушаю внимательнее. Ближе к концу урока, когда я опускаю голову и полностью сосредотачиваюсь, ещё один лист бумаги попадает мне прямо в бок. Но этот лист не пустой. На нём кроваво-красными чернилами написано сообщение. Я наклоняюсь, подбираю его с земли и раскладываю на своём столе.

«Если ты считаешь, что урок был плохим, представь, что произойдёт с тобой в следующий раз, когда ты останешься одна».

Вот дерьмо. Я комкаю бумагу и бросаю её на поросшую мхом землю. Возможно, мне не стоит беспокоиться о том, выживу ли я в схватке с будущей королевой.

Судя по всему, я даже эту ночь не смогу пережить.

В конце дня я возвращаюсь в свою комнату с плетёной корзинкой, полной старинных учебников, баночек и перьев. Если я думала, что остальные преподаватели отнесутся ко мне снисходительно, то ошибалась.

На Алхимическом конструировании мы варили снотворное. Вернее, предполагалось, что мы будем варить снотворное, но вместо этого я чуть не спалила комнату дотла, потому что добавила слишком много измельчённых плодов фейри в волшебную смесь лаванды, розмарина и буквально звёздной пыли. На занятиях Астрономической Астрологией мне пришлось составить карту всей Вселенной с помощью другого дурацкого пера, которое исписало около девяти листов пергамента. А на Оборотнях: Древняя эволюция в Римской империи Инструктор Гелиос поставил меня перед классом и заставил рассказать моим сверстникам о том, что смертные знают об оборотнях, которые тут же рассмеялись надо мной, когда я сказала, что, во-первых, мы не должны превращаться вне полнолуния. Очевидно, это забавная идея для настоящих оборотней.

Я готова свернуться калачиком и проспать всю ночь напролёт — или, может быть, проплакать всю ночь напролёт. Как бы ни была добра Порция, которая сидела рядом со мной на каждом занятии и давала мне необходимые принадлежности, это не уменьшало горечи от неудачи за неудачей. Это не изменило того факта, что моё существование — моя трагедия — стало посмешищем для Эви и её друзей.

Принцессы Эвелин.

Я несусь по коридору мимо открытой двери, полной горничных, и вздрагиваю, чувствуя, как клыки впиваются в губы от внезапного всплеска эмоций в груди. Но… подождите. Я бросаю взгляд на незнакомую синюю дверь, которая определённо не принадлежит мне, затем оборачиваюсь. Я пропустила свою комнату. Возвращаясь по своим следам, я считаю двери вдоль коридора. Моя, однако, была в самом конце, а значит, это была открытая комната с тихим гулом волнения. Фантастика.

Две горничные выходят, с неестественной лёгкостью поднимая мой комод над головой, в то время как другая входит, неся ведро с мыльной пеной, наполненное тряпками. Я вхожу внутрь вслед за ней, хмуро наблюдая за хаосом. Каждый дюйм моей комнаты наполнен лихорадочной деятельностью. Горничные отскребают стены. Одна срывает покрывала с моей кровати. Другая тащит из комнаты моё огромное зеркало. Лорд Аллард стоит в центре всего этого, щёлкает пальцами и руководит хаосом своим типичным строгим, скрипучим голосом.

— Ч-что? — выдавливаю я из себя, ставя корзину со школьными принадлежностями на пол. — Зачем?

Лорд Аллард переводит взгляд на чёрную пыль у меня на носу — результат несчастного случая на Алхимическом конструировании, — а затем на моё платье. Я стараюсь не вспоминать, что чувствовала от этого взгляда на заднем сиденье внедорожника перед тем, как он ударил меня шприцем в шею. Изо всех сил стараюсь не показывать два когтя, которые начинают вытягиваться из моих пальцев.

— Укушенная, — произносит он, и его губы кривятся, произнося это гнусное прозвище. — Держись подальше