Укушенная - Джордан Стефани Грей

Он лжёт.

Я смотрю на Сина. Он смотрит на меня в ответ. Наклоном головы и прямой угрозой в потемневших глазах заставляет меня говорить правду. И, может быть, я глупа — может быть, я действительно заслуживаю смерти, не имея ни единого шанса поставить убийцу Селесты на колени, — потому что я не молчу. Я говорю:

— Разве всё горе не во мне; у меня такая привилегия, и то, что это немного банально разрушает мою жизнь, разве не маленькое клише?

Я жду вспышки жестокости, которую проявляют все остальные в этом проклятом замке. Мельком замечаю волка под парнем. Но Син только вздыхает и глубже вжимается в кресло.

— Разве всё горе не во мне; мне так грустно, что я лучше буду чахнуть в своей комнате, как жертва, чем с кем-то разговаривать или куда-то идти, — разве не маленькое клише?

Я с трудом сглатываю, но не могу проглотить гнев, который душит меня до глубины души. Что-то дикое и варварское скребет меня до костей, и я ненавижу это. Я хочу, чтобы это прекратилось.

— Я не строю из себя жертву, — удаётся мне произнести спокойно. Я почти спокойна. — Моя лучшая подруга умерла. И вы… ты бросил меня на произвол судьбы. — Мой отец тоже бросил меня. Все бросают меня.

Син наблюдает за мной сквозь полуприкрытые веки и длинные ресницы. Как будто он сидит в VIP-кабинке эксклюзивного клуба, а не перед оборотнем, готовым вырваться из собственной плоти.

— Ты думаешь, твоя подруга — единственная, кто погиб от рук волков?

Что бы я ни ожидала от него услышать, это было не так.

— Я… нет. Конечно, нет.

— Ты думаешь, что наш вид не подвержен опасностям, связанным с нашими собственными превращениями?

Я свирепо смотрю на него, жалея, что не могу заткнуть ему рот.

— Ты представляешь меньшую опасность для своего двора, чем для людей.

— Мы представляем опасность для всех, — говорит Син. — Месяц назад, во время визита герцога и герцогини мексиканских земель, королева Сибилла и её нынешний первый генерал лорд Аллард решили, что знать скрывает от короны слишком много активов и средств. С ними быстро расправились в этих самых стенах. Герцогине Анхель Мартинес и её мужу, герцогу Сантьяго, вырвали языки, оторвали руки и содрали кожу с костей. Графинь и баронесс, проживавших на их территории, заставили наблюдать за происходящим. — Его взгляд опускается в пол. — Как и меня.

К горлу подкатывает кислота. Но я отказываюсь чувствовать тошноту здесь, перед ним. Отказываюсь проявлять ещё какие-либо признаки слабости.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что, — его взгляд возвращается к моему, — если ты собираешься участвовать в игре, ты должна, по крайней мере, знать правила.

— И каковы же эти правила?

— Не забывай, что твоя жизнь сейчас проходит в волчьем логове, и здесь выживают только сильнейшие. Не позволяй никому раздражать тебя до такой степени, чтобы сломаться. Не отступай от традиций. Выполняй приказы и никогда не позволяй им увидеть, что твоя преданность поколеблена. — Он понижает голос, теряя остатки юмора. — Я не могу защитить тебя, Ванесса, как бы мне этого ни хотелось. Я всегда буду предан трону.

«Сейчас он ниже своей матери», внезапно думаю я. «Однажды, с Эви».

Мне следовало бы зациклиться на этом, на мыслях о его будущей жене и дворе, которым они будут править вместе. Но сначала моё внимание привлекает другое слово — защитить.

«Я не могу защитить тебя». Я внимательно изучаю его, от чётких линий его льняных брюк до накрахмаленного воротничка его намеренно не заправленной рубашки. Это признание того, что ему не всё равно. Даже если он ничего не может с этим поделать. Признание того, что… возможно, он другой. «Я всегда буду предан трону».

— Чего вы хотите, принц Синклер? — спрашиваю я, сосредоточившись на тайнике своего сердца, который улавливает ложь, как ракета с тепловым наведением.

— Я здесь не из-за того, чего хочу, — говорит он. И вот оно. Ещё одна искра общения, словно прикосновение к зарождающимся росткам лесного пожара. Ложь. — Я здесь ради тебя.

Я поднимаю брови. Огонь проникает в мою кровь, окутывая меня роскошным одеялом тепла и уюта. Здесь чувствуешь себя в безопасности. В безопасности. Сейчас он говорит правду. Но как такое может быть? Он здесь ради меня, и здесь ради себя?

Он стоит, теребя пальцами пуговицы на рубашке, пока не расстёгивается ещё одна, будто освобождается от самых строгих частей своего тела, заставляя себя сбросить придворную иерархию, будто это вторая кожа, которую он может снять и повесить в свой гардероб, когда захочет. В уголках его глаз появляются морщинки. Губы складываются в лёгкую улыбку. Слишком лёгкую. Слишком красивую. Слишком совершенную.

Он сказал, что совершил своё первое убийство на следующий день после превращения. Сказал, что ему приходится снова и снова видеть ужасы двора. Кем бы я была, если бы выросла здесь? Если бы у меня не было отца, который каждое утро пытался заплести дочери косу, и лучшей подруги, которая каждый год пачкала свои отполированные ногти в грязи?

Когда Син расслабляет плечи и говорит:

— Королева Сибилла заметила, что вчера вечером тебя не было за ужином. Ты нужна за завтраком, если не хочешь, чтобы она наняла охранника присматривать за тобой. И я не могу обещать, что этим охранником не будет Каликс, хотя с моей стороны было бы неосторожностью, если бы я не вызвался первым, — я позволяю ему улыбнуться шире и подмигнуть мне.

— Син? — спрашиваю я, нуждаясь в ответе на один вопрос. В правде.

— Да, Ванесса? — он берёт свою корону, помедлив, прежде чем водрузить её обратно на свои идеально уложенные волосы.

— Почему ты хочешь защитить меня?

Он останавливается и выдыхает воздух, пахнущий утренней росой и апельсинами. Он качает головой с тихим смешком.

— Недостаток взгляда на Люцифера и видения дьявола в том, что ты упускаешь нюансы того времени, когда он был ангелом. Монстрами не рождаются, Ванесса. Ими становятся. И ты… ты ещё не дьявол. У тебя ещё есть время. Тебе не обязательно становиться одной из них. — Он открывает мою дверь, его рука сжимает ручку так, что костяшки пальцев белеют, а на пальцах блестят растущие когти.

Одной из них. Не одной из нас.

Правда.

Я жду, когда он уйдёт, но он не уходит. Он стоит на пороге, его крепкая фигура освещена солнечным светом и позолочена неземной грацией ещё не падшего ангела.

— Эвелин угрожает тебе, потому что ты угрожаешь ей, — говорит он. — Приходи на