Укушенная - Джордан Стефани Грей

перекидывает волосы через плечо и наклоняется, теперь ближе к моему лицу. Я подумываю о том, чтобы плюнуть на неё или, может быть, даже укусить. Но это было бы нелепо. Мне просто нужно восстановить контроль над своими конечностями. Мне нужно освободить руки.

Если бы только Инструктор Шепард научил меня, как это делается, — научил бы меня, как делать что угодно, прежде чем заставлять весь класс одеваться в обтягивающий спандекс и ставить в пару с кем-то соответствующего роста и комплекции.

Боже, как я ненавижу это место.

Катерина, может, и моего роста и телосложения — чуть более округлая, чем я могла бы надеяться, — но весит она больше шести тонн кирпича. И у неё железная хватка долбаного киборга.

— К-Катерина… — Я заикаюсь, потому что мое дыхательное горло начинает сжиматься. — Не могу дышать.

— Сражение, — бормочет она, — и завоевание.

С этими словами она кусает меня за нос. Или. Вроде. Того. Она отрывает кончик и выплёвывает его на землю с полным ртом крови. Я смотрю на неё в шоке, не веря своим глазам, когда она запрокидывает голову с очередным злобным хихиканьем, и алые струйки стекают по уголкам её рта.

Это пахнет смертью.

Я кричу.

Звуки борьбы немедленно стихают. Инструктор Шепард кричит и спешит к нам, за ним мои сверстники. Все они. Катерина легко соскакивает с меня и, ухмыляясь, вытирает кровь со рта пальцем, а затем облизывает его начисто.

— Знаешь, — говорит она, когда я зажимаю нос рукой, — ты всё ещё выглядишь лучше, чем на пляже. Красный цвет творит чудеса с твоим цветом лица.

Так или иначе, она говорит правду. И я с отвращением осознаю это, даже когда сажусь и тщетно пытаюсь остановить кровь, хлещущую из раздробленного придатка. Я чувствую, как успокаивающе сжимается моё сердце в сочетании со жгучей болью в носу, и мне хочется, чтобы это прекратилось. И то, и другое. Навсегда.

Пляж.

Красное стекает между моими пальцами на мокрую траву. Красное застилает мне глаза. Я снова теряю контроль. Я собираюсь убить её. Нет, нет, нет — мои кости начинают дрожать. Костяшки пальцев хрустят. Когти впиваются в мою левую руку. Наконец-то у меня появляется второй клык.

Но как только я с разбегу бросаюсь к её хорошенькому личику, кто-то обхватывает меня рукой за живот и притягивает к себе.

— Играй честно, дорогая, — шепчет Син мне на ухо. — Сегодня мы проводим спарринг в наших человеческих обличьях.

— Она откусила мне нос! — Я вырываюсь из его объятий, но он держит меня крепко. Прижимает к себе. Но он не сможет удержать меня рядом, если я ускользну от него. А я смогу ускользнуть, если закончу полностью трансформироваться.

Эта мысль обрушивается на меня с внезапной силой ливня. Свобода и наказание одновременно. Я смотрю на лицо Катерины. Её горящие жёлтые глаза. Её задорный носик в веснушках.

Сначала я съем его. Потом я съем всё остальное.

Мне просто нужно преобразиться. Нужно знать, как…

— Немного помощи, — говорит Син, и его голос звучит гораздо спокойнее, чем его пульс. Я слышу, как в плечо мне отдается быстрое «тук-тук-тук». Но он опоздал. Ей придётся заплатить. Они все должны заплатить…

Каликс прижимает меня к груди и грубо хватает сзади за шею, прежде чем мои кости успевают затрещать ещё сильнее, заставляя меня приподняться, чтобы встретиться с ним взглядом. Почти мгновенно мои кости перестают ломаться. Напоминая о себе громким хрустом.

Я рычу, но он не отводит взгляда. Просто смотрит, сверля меня взглядом. Его сердцебиение становится ровнее. Тук. Он вдыхает. Тук. Выдыхает. Его прикосновения становятся жёстче с каждой секундой, будто он боится, что в любой момент я выиграю эту схватку. Что я собираюсь перекинуться и проложить себе дорогу через гораздо более сильных волков.

Его прикосновение становится жёстче, будто он действительно верит, что я могу это сделать.

Смешно.

— Ты слишком неопытна, чтобы быть здесь с нами, — говорит он вместо этого мрачным и обвиняющим тоном. Возможно, его особый дар в том, что он читает мысли. Я молчу. Я не хочу признавать, что он прав. Поэтому я продолжаю смотреть, отказываясь отвести взгляд первой. Я наблюдаю, как напрягаются мышцы на его челюсти, как его взгляд опускается на мою грудь. Сначала я думаю, не восхищается ли он укороченным спандексом, в который они меня запихнули, но потом его рот дёргается. Без улыбки — конечно, без. Он произносит цифры одними губами.

Он отслеживает моё дыхание. Мой пульс.

Я рычу, но гнев не вырывается из моей груди, как обычно.

— Отпусти меня.

Его глаза с вызовом сужаются.

— Заставь меня.

Моё сердцебиение замирает.

— Извини?

— Это урок сражения, так покажи мне, как бы ты сражалась с кем-то вроде меня. — Его дыхание обдает моё лицо. — Ты хочешь подраться? Давай драться.

Я пытаюсь вырваться из его объятий, но он не отступает. Он весит больше шести тонн. Он — прочная стена. Он — та самая крепость, рядом с которой мы стоим. Он — гром, сотрясающий землю, и молния, ударяющая в море.

— Я не знаю, как драться, — выплёвываю я, и в моей груди вспыхивает кровь, хотя она и вздымается. — Это то, что ты хотел услышать? Я не знаю, как драться. Я не знаю, как побеждать.

Это совсем не похоже на волейбол. Я не имею дело с записанными сильными и слабыми сторонами. Это оборотни. Невероятно быстрые. Неестественно сильные. И они потратили всю свою жизнь, оттачивая свои навыки. У них были годы, чтобы трансформироваться, бороться и спарринговать. У меня не было даже нескольких дней.

Осознание этого — запах моего собственного мускусного страха — превращает мои ноги в лапшу. Я обвисаю в объятиях Каликса, но он не поддерживает меня. Он отпускает меня с выражением отвращения на лице.

— Ты слаба не из-за своей физической силы, — говорит он. — Ты слаба из-за своего ума. — Он качает головой. — Я использовал точки для давления. У оборотней их две на затылке. Если ты вовремя их поймаешь, то, применяя жесткое давление, ты добьёшься того, что даже самые сильные оборотни не смогут перейти в другое состояние. Это успокаивает нас, облегчает наш пульс. Делает нас более податливыми.

Он говорит так, словно разговаривает с ребёнком, и я ненавижу это. Ненавижу его.

Когда он убирает руки с моей шеи, я подумываю о том, чтобы ударить его кулаком в лицо. Инструктор Шепард, кажется, чувствует надвигающийся взрыв, поэтому встаёт между нами с властным голосом, подобающим его семифутовому росту культуриста.

— Хватит, Каликс. — Янтарные глаза ярко блестят на фоне молодой смуглой