Три дня на перекрёстке - Андрей Белкин

из прошлого не знал, что теперь это повсеместно reception), Катя наградила огромного парня в серой военной форме мимолётным прикосновением губ к щеке и двумя плитками шоколада. Детина зарделся от восторга и, растолкав кучку первокурсников, расчистил дорогу ей и её спутнику. Катя мило улыбнулась услужливой горе мышц и под ручку с Иваном проследовала к выходу. Громада в униформе сопроводил пару до такси, предупредительно распахивая перед ними двери. А когда влюблённые и их телохранитель приблизились к дверям жёлтого экипажа, открыл двери и там. Таксист, от удивления поглупев лицом, хотел тронуться, но телохранитель дубинкой постучал в стекло передней пассажирской двери. Ещё больше растерявшись, водитель откатил вниз стекло. Огромная лысая голова, еле влезая в узкий для неё проём, проникла в машину, по дороге затемняя салон страшной дружелюбной улыбкой, и subwooferный бас дыхнул: «Я записал твой номер». Затем голова свернула шеей к заднему сидению и, осветив его белейшими зубами, пожелала Кате и её спутнику приятной поездки. После такого напутствия таксист обратился самым, самым, самым, предупредительнейшим, аккуратнейшим, вежливейшим водителем и вообще человеком во вселенной. В конце поездки, мягко и незаметно для пассажиров остановив автомобиль у парка Зарядье, он ловчейшим швейцаром выскочил из машины, одним движением обогнул капот, и с улыбкой во всё своё существо, бесшумно развернул заднюю дверь. С рабским поклоном дождавшись покидания пассажирами салона, водитель так же бесшумно прикрыл дверь и, без конца оглядываясь, и сияя счастьем, нырнул к себе. Такси, продлевая путь вежливости, элегантно по-лимузиновски отчалило, и с глаз долой пропало. Якобы, галантный водитель мгновенно снялся с линии и уволился.

– Если бы была оценка 100, этот таксист заслужил бы её на все 100, – зарифмовал Иван.

Влюблённые, заливаясь смехом и упиваясь счастьем, гуляли. Катя рассказала, что скалоподобный на вахте – её самый безобидный и милый поклонник.

– Он самый добрый и отзывчивый из всех моих поклонников. Ты, наверное, догадался, что он слаб умом, это я его устроила сюда на работу. Наши мамы дружат. К сожалению, его разум обратно пропорционален его огромности. Его в общежитии все любят, он всем и всегда рад помочь. Вся администрация на него просто молится, унести, принести, что-то отремонтировать, помочь – всегда он. Когда мерзавцы мошенники, по телефону, заставили его взять кредит, мы все собирали деньги и выплатили долг. Теперь, ему могут дозвониться только его контакты. Он, как лучик доброты… И, кстати, мы вместе тренируемся на татами.

Променад на такси и дальнейшая прогулка ознаменовались вторым шоком для Вани. Он знал Москву чистым, ухоженным, но советским городом. Эта советскость першила деталями – кривоватой окантовкой дорог, фасадами не всегда чистыми и опрятными, серостью и замшелостью большинства вывесок, некрасивыми автобусами и троллейбусами, всемерным усреднением всего и вся. Москва, преподнесённая Катей, потрясала блеском и роскошью. Даже если дома, и целые улицы были на месте, преображение их отдавало волшебством. Всё сияло, переливалось, красовалось и удивительно превращалось в сказочные пейзажи, в которых не было изъяна и даже малюсенького сомнения и недостатка. Ваня очутился в городе, светящемся совершенством. Это не была та советская Москва! Катя купалась в восхищении возлюбленного, как будто это не Москва, а она сама была причиной этого шока! Семь часов прогулки миновали секундой, и влюблённые заспешили на вечеринку. В такси, Ваня не видя и не слыша, оглушённый восторгом, молчал.

– Прости… – Катя поцелуем лечила потрясённого.

– За что…?

– За Москву!

Водитель с подозрительным вниманием оценивал пассажиров.

– Лучший город на земле, это не песня… – прячась за ладонью от любопытных глаз из зеркала заднего вида, нашёптывала Катя в ухо любимому.

– Это быль, – тихо закончил мысль Ваня.

На крыльце, такси уже поджидал телохранитель, он, предупредительно порхнув дверью, выпустил пассажиров, чем вызвал оторопь у таксиста, а затем, по привычке задушив собою салон, перекинулся парой слов с водителем. Тихо-тихо закрыв дверь, громила отпустил такси, и оно, бесшумно отъехав, исчезло, как и предыдущее. Якобы, и этот водитель тоже мгновенно снялся с линии, и тоже уволился…

– Почти 8, ничего страшного, слегка опоздаем, – Катя скинула кроссовки на пол, – мне нужно чуть-чуть полежать. Устала ходить.

– Я только сейчас понял, почему ты так оделась.

– Как?

– Красивое платье и кроссовки. В моём времени смеялись, когда с классическим костюмом напяливали кроссовки. А здесь – куча народу так ходит.

– Это не только из-за моды, – Катя распласталась на диване и блаженно вытянула измотанные прогулкой ноги, – так меньше устаёшь.

– А ещё меня удивило, – делился впечатлениями Иван, – что мой наряд вполне соответствует, как будто я отсюда.

– Это виток времени и моды, всё идёт по синусоиде… Милый, сделаешь кофе, я так вымоталась, что без него до дня рождения вряд ли доберусь.

– Я как раз собирался, ты отдыхай, – Ваня поцеловал Катю в лоб.

Катя, очевидно не согласная с таким дружеским поцелуем, схватила своего парня за пояс брюк и дёрнула к себе:

– А может, ну его к чёрту, этот день рождения, – девушка впилась в губы возлюбленного, – я хочу повторения вчерашнего!

Ваня ответил на поцелуй, но к удивлению и возмущению белокурого ангела, отверг заманчивое предложение:

– Твой аспирант обидится, а обиженные часто начинают подленько мстить и гадить. И вообще, мне интересно, что изменилось за 30 лет в общежитском быте и нравах.

– Ладно, антрополог, иди, но после, тебе придётся очень очень постараться! – девушка отпустила пояс штанов Ивана, и чудовищным усилием воли заставила себя настроиться на неинтересную и назойливую вечеринку.

Пока Ваня варил кофе на плитке, а в этом он был мастер, Катя взяла себя в руки и, не забывая проклинать навязанный ею же день рождения, уже готова была идти. Влюблённые освежились горячим и терпким напитком, и в знакомых нам прогулочных нарядах отправились в логово аспирантов. Ваню смешило беспокойство возлюбленной, он-то был прекрасно осведомлён, что их ждёт на этом празднике негламура. В своей короткой студенческой жизни, Ваня много раз посещал подобные мероприятия, и наизусть знал хронологию последующих за первым тостом событий. С небольшими вариациями происходило примерно одно и то же. Первый тост – все благообразно пьют, угощаются и беседуют. После второго, третьего, четвёртого и пятого, в зависимости от плотности и сытности закуски, алкогольные пары начинают постепенно смещать застолье в широкую плоскость неожиданностей и приключений. Остальные тосты, как правило, уже никто не слышит и не помнит. И конец, хоть и часто разнонаправленный, обычно сводится к больной голове, девушкам – обнаруживаемым спящими в неприглядных местах – в обнимку с унитазом, например, испытанием на прочность асфальта и земли вокруг общежития – разными предметами: от тарелок,