Пламя в моем сердце - Рита Трофимова

Как только с трапезой было покончено, Фил первым нарушил молчание.

— Что-то меня разморило, я к себе пойду наверх. — Он медленно поднялся из-за стола и подошёл к двери, но отчего-то медлил, не уходил. — Лин, ты со мной? — обернувшись, спросил он.

— Я… нет, — смутившись, пробормотала она. — Мне тут посуду помыть надо и ещё бы домой хотелось сходить. Лёш, ты привёз ключи от дачи?

— Угу, — кивнул Лёха, сверля внимательным взглядом то Лину, то Фила.

— Ладно, без вопросов. — Фил тут же скрылся в дверном проёме, и Лина с трудом подавила желание броситься за ним. Руки слегка подрагивали, в горле саднило.

— Кажется, я тут третий лишний, — вздохнул Лёха.

— Да ерунда, вы обязательно подружитесь, просто сегодня день не задался.

Лина пыталась отвлечься работой, однако невесёлые мысли о Филиппе не шли из головы. Может, стоило пойти за ним, обнять и успокоить, развеять дурные сомнения и обиды, но что бы тогда подумал Лёха? Так запросто отправиться в спальню Филиппа! — Она приложила руки к щекам — они горели огнём, а сердце тревожно сжималось в груди.

Друзья быстро прибрались на кухне и отправились на дачу Альтман. Поначалу Лина грустила, но атмосфера родного дома постепенно развеяла её подавленное настроение. Лина с удовольствием вдыхала знакомый запах комнат, в котором смешались ароматы ванили, мяты и сушёного укропа, перебирала любимые игрушки на полке в детской, они по-прежнему лежали на местах и так и просились в руки. Старенький диван манил всеми своими мягкими проплешинками и удобными выпуклостями, под ногами скрипели деревянные половицы, шелестели шёлком занавески на окнах. Все эти милые приятности навевали воспоминание о детстве.

Лина проветрила комнаты и полила цветы, прошлась тряпкой по мебели и рамкам с фото, стирая тонкий налёт пыли, и только потом подобралась к пианино. Как же давно она не играла, за всеми перипетиями точно недели две! Она откинула крышку и села за инструмент. Руки сами пробежались по клавиатуре, наигрывая вальс Шопена номер десять: лёгкую, летящую мелодию. «Всё же красивая музыка — лучшее лекарство от грусти», — подумала Лина, внимая певучим звукам фортепиано.

— А тут совсем по-другому, просто, но со вкусом, чувствуется рука тёть Марты. — Лёха уселся в кресло рядом с пианино. Всё это время он слонялся по дому, самостоятельно знакомясь с семейным гнёздышком Альтман. — И знаешь, Лин, я бы лучше тут остался. Тут клёво, — добавил он.

— Как хочешь, — пожала она плечами. — Ты не обращай внимание на выходки Филиппа, всё же он ещё не совсем здоров.

Они вернулись в дом Полянских ближе к вечеру. В холле царил идеальный порядок, диван был всё так же убран, не смят. Похоже, Фил ещё не спускался.

«Неужели спит?» — подумала Лина, почти бесшумно поднимаясь по лестнице. Она подобралась к плотно прикрытой двери и прислушалась. Потом осторожно вошла в гостевую и замерла. Филипп тихо посапывал, обнявшись с подушкой, во сне он казался таким безмятежным и милым, что сердце защемило от нежности и сладкого томления. Густая волна отросших волос вилась у лица, веснушки на крыльях носа и бледных щеках были ярче обычного. Лина какое-то время смотрела на спящего Фила и расплывалась в улыбке. Он завозился во сне, вздохнул, перевернулся на спину. Она, боясь потревожить его сон, вернулась к двери и покинула комнату.

Филипп спустился в холл, когда на часах было восемь вечера. Лёха жарил картошку, Лина накрывала к ужину стол.

— Это всё моя бабушка, она меня научила, — хвастался друг. — Она говорит, что теперь девушки пошли эмансипированные, их на кухню кнутом не загонишь, в лучшем случае на пилон в латексном боди.

— Ага, вот так прям и говорила? — рассмеялась Лина.

— Она у меня современная, смотрит молодёжные сериалы и тащится от «Би-2».

Картошка томилась под крышкой сковородки, распространяя по дому вкусные ароматы. Чайник шумел, закипая на плите. Фил остановился в дверях, с улыбкой оглядывая Лину и Лёху. Опрятный, причёсанный и посвежевший, он выглядел довольно бодрым и, на первый взгляд, добродушным. Как же обманчиво первое впечатление!

— А мы тебя ждём, не хотелось тебя будить. — Лина с улыбкой шагнула к нему навстречу. Он тут же поймал её ладонь, и их пальцы переплелись, посылая по телу Лины разряды молнии. Вздрогнув, она опустила глаза.

— Только не говори, что вы ко мне в спальню толпой завалились. — Фил отчего-то смутился.

— Это я завалилась к тебе толпой, если что… — Она потянула его к столу, и он охотно поддался.

Еда оказалась вкусной, а разговор — увлекательным. Лёха рассказывал очередную байку про бабушку и смеялся в голос. Филипп только поначалу осторожничал с едой, однако вскоре и его тарелка опустела.

— Это всё он, — кивнула Лина на Лёху, — он приготовил. Я такое вообще не умею.

— Да ты крут, бро, — шутя похвалил его Фил.

Вскоре они переместились в холл и уселись на диван. Фил растопил камин, Лёха подхватил гитару и стал подстраивать струны.

— Лёш, а сыграй «Люмена» про кита, — попросила его Лина.

Филипп принял излюбленную позу, откинул голову на спинку и прикрыл глаза.

— Давай, Лёха, играй, а мы заценим, — поддержал он Лину.

И Лёха заиграл. Голос у него был приятный, а мелодия цепляющей. Пальцы бегло заскользили по струнам, и комната наполнилась гитарными переливами. Акустика в холле была отличной, и звук получался объёмным, отдавался от стен слегка запоздалым эхом, отчего Лине казалось, будто они находятся в зале небольшого амфитеатра. Лина заслушалась, прикрыла глаза, кайфуя от Лёхиной игры и стараясь не замечать мелких огрехов, а может, Лёха специально так играл, намеренно заменяя аккорды. Была в этом какая-то изюминка, и мелодия приобретала особые оттенки.

— Обожаю эту песню, — воскликнула Лина, как только стихли последние звуки струн.

Лёха, определённо, был доволен собой и улыбался во все тридцать два.

— Неплохо, бро, но эта песня заслуживает лучшей игры, — возразил Фил. Он слушал Лёху с какой-то небрежной снисходительностью и даже постукивал в такт, а теперь вот сидел с серьёзным видом и в упор смотрел на Лёху. — Ты пару раз сбился с ритма, ушёл от гармонии, и это резало слух. И вообще играл недостаточно эмоционально и жёстко. Хотя, признаюсь, кавер неплох.

— Меня акустика сбивала, непривычно, — с виноватой улыбкой оправдывался