Жениться по любви - Бок, Хильдур

— А если это «Испытания любви»? — улыбнулась Елена.

— Тогда их попросит Дина, — хихикнул мальчишка. Сестрица фыркнула и показала ему язык, но под строгим взором отца оба сели прямо и напустили на себя примерный вид. — Я, кажется, видел у вас «Дневники наёмника», — безупречно вежливо проговорил Кристиан. — Вы позволите мне взять один из томов? Я буду очень аккуратен, честное слово.

— Это приличная книга? — спросила Аделаида, строго глянув на Дианору. — «Дневники наёмника» звучит чересчур… — она замялась, но быстро нашлась: — натуралистично.

«Ого, какие слова знает госпожа баронесса! — восхитилась Елена. — А ничего, что мальчишке уже четырнадцать и он уже наверняка начал по девкам шастать в отцовском-дядюшкином духе? Со старшим братом на пару?»

— Я не советовала бы её сире Дианоре, — сказала Елена, опять не сдержавшись и пожав плечами, — но только потому, что Эрлан Краснолесский чересчур увлекается подробностями схваток: кому куда прилетела стрела или огненный шар, кого и чем пырнули, сколько крови при этом вытекло и какие части обгорелой одежды пришлось срезать с раненых. Но сир Кристиан сам уже участвовал в нескольких патрулях и даже в бою побывал — вряд ли его этим шокируешь.

И написано было точно не для девушек из приличных семей, потому что им и слова такие знать не полагалось. Это Елена, с её детством, отчасти проведённым в мастерских и на складах, сама могла любому наёмнику проникновенно объяснить, кто он такой, кто его зачал и в какой позе, и куда ему следует пройти, чтобы заняться там любовью с… ну, на его выбор: огром, мантикорой, самим собой… А сира Дианора и знать не должна, что такое… м-м… ну, хотя бы «ублюдок». Незаконные дети ведь должны именоваться бастардами. И их вообще не должно быть на свете, и если бы не безголовый дядюшка, притащивший своего бастарда в замок, Дианора даже догадываться не должна была о том, что дети могут появиться без брака. И почему родители требуют от детей, дочерей особенно, каких-то немыслимых добродетелей? Сами-то в их годы…

— Ого, — заинтересовавшись, сказал Генрих. — А мне тоже можно?

Про старую баронессу все подзабыли, а она вдруг громко и отчётливо произнесла:

— Нет, мальчики, я вам запрещаю брать что бы то ни было у этой дряни.

Над столом повисла неловкая тишина, даже Аделаиде стало неудобно за свекровь. Елена, не удержавшись, прикрыла ладонью глаза. Зачем люди хотят долго жить? Лучше уж умереть в неполные пятьдесят, чем превратиться вот в такое.

— Сир Георг, — сказала она с тяжким вздохом, — возможно, мне следует питаться у себя? Поучить с вашим сыном столовые приборы я и отдельно могу, хотя за столом это, конечно, удобнее — постоянно, день за днём, незаметно бы само собой всё запомнилось. Но я так раздражаю вашу матушку, что, наверное, лучше будет мне не мозолить ей глаза.

Барон глянул на устрашающее количество пыточных инструментов возле тарелок старших детей (Генрих, подумав, тоже присоединился к брату и сестре в их попытках выучить всё это).

— Матушка, — сказал он ровным, но ледяным тоном, — в этом замке пока что хозяин я, и запретить что-то своим детям могу тоже только я. Будьте добры вести себя достойно баронессы Волчьей Пущи и не оскорблять законную супругу моего брата. Госпожа Елена, — он перевёл взгляд на неё, — я приношу извинения за мою мать. Старая больная женщина с привычками и понятиями полувековой давности… Надеюсь, вы понимаете.

— Конечно, сир Георг, — слегка наклонив голову, проговорила Елена. — Я всё понимаю. Вам не за что извиняться.

Не за что извиняться и злиться глупо, но войдя в спальню, Елена первым делом хватила об стену чашку. Расписанные золотистыми лютиками осколки с жалобным звоном брызнули в стороны, и ещё, и ещё… остались три чашки — как раз выпить вечером чаю с наёмницами, если заглянут. А завтра купить новый сервиз, всё равно вон на этой чашке скол сбоку — Герта то ли в самом деле не удержала её в руке, то ли крутила-вертела, пока не приложила об угол стола. Есть же такие люди, которым прямо-таки необходимо всё ломать и портить, просто между делом. Герта, кажется, была из них. Дети, конечно, часто ломают, рвут и пачкают вещи, но даже за Тео Елена не помнила такой потребности пройтись смерчем. Или это в ней разочарование говорит? Так хотела быть хоть кому-то тут нужной, а всё, чего от неё хотели — сладкого чаю с пирожками.

Она поставила обратно на тумбочку слегка побитую чашку, с нервным смешком подумав, что уцелела именно побитая — как всегда, из целого сервиза остаётся либо чашка с трещиной, либо сколотая сбоку, либо оставшаяся без ручки. После вспышки она почти успокоилась и даже сбор осколков, разлетевшихся по всей комнате её не раздражал. Можно было, конечно, позвать служанку и поручить это ей, но про осколки, валяющиеся у камина, не соврёшь, что нечаянно смахнула сервиз с тумбочки и кое-как успела удержать только половину.

«Девять богов, — подумала Елена, раз за разом нагибаясь к бурому войлоку, на котором белые с зелёным и золотистым осколки отлично были видны, не пропустишь, — как же хорошо, что дорогого супруга нет. Только его мне сейчас не хватает для полного счастья!»

Глава 15

Гремучая не замерзала ни в какую зиму, разве что у берегов нарастал ледок. И глыбы Козьих Камушков покрывались ледяной коркой, так что по ним не могли уже проскакать даже гоблины, оставалось присматривать только за Нижними Бродами. Разбойники, понятно, тоже добавляли хлопот, но всё же не были такой опасностью, как горные орки, оголодавшие в своих скалах настолько, что в разгар зимы лезли форсировать и летом-то неприветливую реку. Форсировать по колено, а то и глубже, в холодной до судорог воде, течением сбивающей с ног даже здоровенных орочьих бойцов; по хрустящему, проламывающемуся под шипастыми подошвами льду; под обстрелом с западного берега… на котором, на беду людей, не имелось ни скал, ни прочих возвышенностей — в отличие от восточного, где хватало удобных мест, чтобы разместить стрелков. Хорошо, хоть стрелки из орков… хуже, наверное, только гномы.

А ещё у клыкастых откуда-то завёлся колдун,