Развод. Мне теперь можно всё - Софа Ясенева

вообще решила, что способна внушить мне нужные ей мысли. Откуда у неё это ощущение, что она стоит на уровень выше? Может, от уверенности, что теперь носит под сердцем ребёнка от моего мужа?

— Он уже сделал вам предложение?

— Нет, но у нас есть это в планах, — отвечает она и улыбается. Улыбка эта ядовитая, с оттенком торжества.

«У нас»? Судя по тому, что я видела совсем недавно, скорее у неё. Он бы хоть раз сказал мне, что любит её, что собирается на ней жениться. Нет. Только молчание, только попытки объяснить то, что объяснению не подлежит.

Хоть и чувствуется фальшь во всём, что она говорит, но тело реагирует, накатывает слабость. Я хватаюсь за край стола, чтобы не показать, насколько меня задели её слова. Не собиралась прощать Толмацкого. Но и отдавать его добровольно кому бы то ни было — увольте.

— Лида, вы побледнели, — её голос становится заботливым, и от этого меня выворачивает изнутри. — С вами всё хорошо?

— Да, всё в порядке, — произношу сквозь сжатые зубы. — Простите, Ольга. Я поняла ваш посыл. Я пойду, у меня ещё много дел.

Она откидывается в кресле, переплетает пальцы и смотрит на меня, как директор школы на ученицу, которую только что пристыдили за списывание.

— Я надеюсь, мы друг друга поняли? — уточняет, чуть приподняв бровь.

— Конечно, — выдыхаю.

— Лида, — произносит она тише, с легкой интонацией угрозы, — я в курсе вашей ситуации с проверкой. Если вы прислушаетесь ко мне, обещаю свернуть всё.

— А если нет? — спрашиваю тихо, хотя уже знаю ответ.

— Тогда ничем не смогу вам помочь.

Я выхожу из кабинета на негнущихся ногах. Я же правильно всё услышала? Она мне только что угрожала.

На лестнице слышу знакомый голос:

— Ну что, подруга, что эта грымза тебе наговорила? Судя по твоему виду, ничего хорошего?

— Галь… — слова будто застревают в горле. — Она, похоже, беременна от Димы.

Смотрю куда-то вдаль, не видя перед собой ничего. Всё размыто. Галя сжимает мои плечи.

— Вот скот! — выдыхает. — Давай поедем к тебе. Я сделаю тебе лёгкий бульончик, чтобы ты хоть поела. Составлю компанию. Не вешай нос, моя хорошая. Толмацкий ещё локти кусать будет!

А мне совсем не нужно, чтобы он кусал локти. Я хочу, чтобы всего этого просто не было. Чтобы я проснулась и поняла, что всё это сон. Что нет ни измены, ни этой женщины, ни этой боли.

Когда оказываемся дома, я ложусь, свернувшись клубочком. Галя уходит на кухню, тихо гремит кастрюлями, стараясь не шуметь. А я в каком-то оцепенении. Даже не смахиваю слёзы, которые пропитывают подушку. Они текут сами по себе.

Живот кажется каменным. Я кладу на него руку. Так лежу долго, не двигаясь, пока не чувствую, что нужно в туалет. Опустив взгляд, вижу на джинсах кровь.

Мир сжимается до этого пятна. Резкий укол паники пронзает, лишая способности мыслить. Просто стою, глядя на него, и не понимаю, что делать.

Глава 34 Лидия

Когда соображаю, что замереть и не шевелиться никак не поможет, зову Галю.

— Галя, подойди сюда.

— Сейчас, только руки вытру.

— Плевать на руки, пожалуйста, иди скорее.

В голосе столько отчаяния, что у меня самой мурашки бегут по коже. Напуганная моей интонацией, Галя бросает всё и заходит ко мне в комнату. Её взгляд скользит вниз, ловит пятно на джинсах, потом поднимается на меня. Мгновенно просчитывает ситуацию.

— Лида, отставить панику, — говорит твёрдо, хотя и сама побледнела. — Давай, успокаивайся. Нервами ты ребёнку не поможешь.

— Не могу, Галь, меня трясёт, я… я ни о чём другом думать не могу, кроме как о том, что потеряю…

— Тьфу ты, типун тебе на язык! — отрезает она, берёт меня за плечи. — Никто никого не потеряет. Не трать силы на болтовню, надо действовать. Я вызываю такси, едем в приёмное гинекологии.

— А ты знаешь где оно?

— Конечно знаю, не впервой туда кого-то везу. Так, давай надевай обувь, куртку накинь. Документы не забудь.

Я трясущимися руками кладу паспорт и полис в сумку, пальцы не слушаются, застёжка никак не защёлкивается. Одеваюсь на автомате и стою в прихожей, прислушиваясь к собственному дыханию. Ощущение, что каждая секунда отсчитывает не время, а возможность спасти малыша.

— Пойдём вниз, такси сейчас приедет, — мягко подталкивает меня Галя.

Мы выходим во двор. Как только машина подъезжает, я молюсь, чтобы она остановилась быстрее. Слёзы застилают глаза, я не вижу ни номера, ни лица водителя, просто открываю дверь и собираюсь сесть, но он вскрикивает:

— Эй, стой! Ты мне сиденье испачкаешь, куда!

Галя тут же бросается вперёд, как на амбразуру.

— Молодой человек, у неё кровотечение, ей срочно в больницу надо.

— А мне потом что с машиной делать? У меня смена только началась!

— Да не ори ты! — прикрикивает она, и я не впервые вижу, как в ней просыпается командир. — На пакет она сядет, понял?

Не знаю, откуда он берётся у неё в сумке, но она достаёт плотный чёрный пакет и кладёт мне на сиденье. Водитель замолкает. Машина трогается с места.

Я смотрю в окно, мимо проносятся дома и вывески, будто размазанные краской. Внутри только одна мысль, одна мольба, которую я повторяю шёпотом:

— Пожалуйста, маленький, держись. Всё у нас обязательно будет хорошо. Я тебя так жду… ты только борись.

Галя сжимает мою руку крепко, почти больно, но от этого я чувствую хоть какую-то опору.

Когда машина тормозит, я с удивлением понимаю, что мы уже на территории больницы. Всё вокруг серое, будто покрыто пылью. Ветер гоняет обрывки листвы по асфальту. Галя помогает мне выйти.

Мы идём быстрым шагом к двери с облупившейся вывеской: “Гинекологическое отделение клинической больницы №9.” В коридоре полумрак, пахнет хлоркой и чем-то кислым. Я опираюсь о стену.

— Извините, — ловлю взглядом проходящую мимо уборщицу. — У меня десять недель беременности, открылось кровотечение, а тут никого.

— Сейчас позову врача. Ждите.

Эти несколько минут ожидания тянутся вечностью. Часы на стене тикают, будто издеваются. За дверью кто-то смеётся, потом хлопает дверь, и снова тишина. Мне хочется поторопить всех.

Конечно, для них это, может быть, рядовой случай. Но для меня — весь мир на кону.

Когда врач,