Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Мальчик должен привыкнуть. Ко мне. К однополым отношениям. Для его развращения нужно время… Не всё сразу, оме Ульрих, не всё сразу…

Я качнулся, сдвигая обнявшего меня омегу с места. Мы пойдём, Гризелд, пойдём. Но! По дороге будем целоваться… То я. То ты меня.

А завтра к Лисбету. Для прочистки мозгов. Да и по делам надо…

Гризелда я проводил до самого дома. Мы с ним долго стояли у калитки. Я целовал его ручки, губы. Прощаясь, судорожно-торопливо целовал куда попало милое лицо.

Наконец, отпустил и тот, пошатываясь, пошёл в дом, приветливо светивший горящими окошками — родители не спали, ожидая припозднившегося сына.

Ф-фу-ух! Что-то жарко…

Шагая к себе, прошёл мимо ярко освещённого дворика из которого доносился шум, свист, выкрики.

— Гоните их! — кричало множество голосов.

— Н-на! Н-на! Вот вам!

Это был один из тех двориков приспособленных для театральных выступлений. Невысокий дощатый помост, освещённый плошками. Сзади рогожный занавес на шесте. Человек тридцать зрителей, видимо, недовольных актёрами, бурно выражали своё недовольство неудачным спектаклем.

— Почтеннейшая публика! Почтеннейшая публика! — взывал с помоста альфа в раскрашенном разноцветными ромбами костюме, похоже как, шута, — Прошу вас!

В ответ нёсся свист, летели огрызки фруктов. Двое омег, один постарше в жёлто-зелёном костюме менестреля с лютней в руках, а второй совсем мальчик, с вульгарно раскрашенным лицом в каком-то белом балахоне и чёрной шапочке, жались с краю помоста. Из-за рогожи выглядывал старый альфа. Брошенный фруктовый огрызок разлетелся брызгами, ударившись в рогожу рядом с лицом старика. Тот скрылся.

Кто-то из публики стащил шута с помоста вниз и пинком, взашей вытолкнул из калитки на улицу, прямо мне под ноги. Следом полетел сорванный колпак с бубенчиками.

— А вам особое приглашение нужно?! — заревели во дворике и вслед за шутом-альфой на улицу вытолкнули обоих омег, младший пискнул от страха и в ответ жалобно тренькнули струны лютни, оберегаемой менестрелем от ударов недовольных зрителей.

— У-ф-ф… Повезло… В этот раз… — альфа подобрал свой колпак и отряхивал его от пыли, хлопая по колену и звеня пришитыми бубенчиками.

— Эй, старик! — орали у сцены, — вали и ты отсюда! Пока по шее не надавали!

— Да как вам не стыдно! Вы что делаете! — возмущался пожилой невысокий альфа, выталкиваемый в спину, — я в Стражу жаловаться буду!

— Давай, давай, вали отсюда! — пара крепких молодцов, награждая увесистыми затрещинами, толкали его в спину, выпихивая из ярко освещённого дворика в темноту улицы, — Это нам надо жаловаться! А если уж мы подадим жалобу, тебе старому дураку, дальше порта не уйти будет!

Вслед старику полетели какие-то тряпки.

Я отошёл в тень, не желая попадаться на глаза неудачливым актёрам.

— Улоф! Сколько это будет продолжаться? — возмущённо бурчал старший омега-менестрель, — нас уже пятый раз выкидывают!

Младший омега, белея в темноте своим балахоном и шмыгая носом, собирал с мостовой выброшенную одежду.

— Ладно, не бухти, Лотти, у меня тут крейцеров с десяток набралось, — старик, кряхтя и потирая затылок, запустил руку в карман широких штанов, выгреб медную мелочь и четверо комедиантов, закинув на плечи узлы и негромко переругиваясь, побрели куда-то в темноте искать ночлега и позднего ужина.

* * *

Прошедшим днём мы с Эльфи, Сиджи, Ютом и Веником (Аделька был в школе) ходили по мебельщикам. Я внимательно опрашивал мастеров, изготавливавших мебель из ценных пород дерева для дворян и искусников, рассматривал выставленные образцы, показывал Сиджи и Юту, как они устроены, общаясь с детьми телепатией. Оказывается, ничего сложного, ну, за исключением резьбы и вставок из разноцветных кусочков разных пород дерева. Единственное исключение — это мягкая мебель. Пружины, набивка, обтяжка дорогими тканями — это сложно и придётся заказывать. А вот шкафы, столы, стулья без мягких сидений — всё это мы с детьми сможем сделать сами.

Разглядывая шкаф для одежды из красного дерева, я вспоминал нашу встречу с Максимилианом.

Пока я разговаривал с менталистом-альфой в прихожей, попросил телепатией Эльфи накрыть на двоих столик в садике. Была там у нас каменная площадка, нечто вроде беседки под открытым небом, на которой стоял круглый столик и скамейки вокруг.

Там-то мы и обосновались. Вести искусника в пустой дом без мебели я не решился. Что, на пол что ли сядем?

— Оме, вы ведь недавно в Лирнессе? — начал благожелательно менталист.

— Да, господин Максимилиан, мы в Лирнессе уже три декады…

Эльфи принёс чайничек с чаем, чашки, что-то из печенья.

— «Эльфичка, иди, мы тут сами».

Омега ушёл провожаемый взглядом искусника.

— Ваш прислужник, оме, он…

Да, я знаю, что Эльфи очень красив и нравится многим.

— Это мой Личный Слуга, господин Максимилиан.

— О! Неожиданно. И так редко в наше время, — искусник отпил чай.

— Да. Так вышло…

Помолчали. Максимилиан внимательно разглядывал меня. Видимо пришёл к каким-то своим выводам, потом продолжил:

— Оме, вы извините за мою навязчивость, но…, - альфа сложил пальцы домиком и смотрел на меня не отрываясь, — Я уже много лет, где-то сто пятьдесят…

Хм. Однако — мои брови взлетели вверх.

— … да, около ста пятидесяти, не видел менталистов. Точнее, не так. Я вообще никогда не видел менталистов-искусников… Скажите мне — как!?

Я молчал. Как? Ты реально хочешь знать, как это произошло? Стоит ли?

Я отпил чаю, поставил чашку на столик:

— Вам действительно это интересно?

— Ну, конечно, оме! Вы же понимаете, что вас… нас, менталистов, очень мало… И возможность… Нет, не так. Появление нового менталиста, да ещё и омеги… это…

Я молчал. Долго молчал. Помешивал в чашке звякающей ложечкой чай. Ну, что ж…

— Так вот, господин Максимилиан, чтобы появился менталист-омега, надо… — я снова замолчал, тяжело вздохнув, — На меня, например, была наложена печать подавления…

— О!

— И я её сорвал, одновременно инициировавшись как менталист…

— Не может быть!

— Да. Именно так. А перед этим…

Опять меня принуждают вспомнить всё произошедшее с нами — со мной и Улькой. Но вот, что странно, теперь, рассказывая Максимилиану о себе, всё это происходит как-то проще, что ли? Видимо, пересказ о произошедшем облегчает, вытаскивает то внутреннее напряжение, так долго копившееся во мне. На третий-четвёртый раз вообще, наверное, со сцены говорить об этом смогу. Надо же…

— А перед этим меня привезли из тюрьмы…

Брови альфы удивлённо взметнулись вверх.

— Да, господин Максимилиан, мой супруг, герцог Торпатинн, очень меня «любил». В тюрьме… — я криво усмехнулся, вспомнив развлечения господ Бауха и Мауля, — Но, я думаю, об этом не стОит…

Я снова отпил чаю. Остыл как быстро…

— «Эльфичка,