Сладкий - Маша Ловыгина

Варвара ничего на это не ответила. Поняла, что спорить с бабкой – глупое дело. Да и не хотелось ей углубляться в подробности ночного происшествия, чтобы не прослыть уж совсем отмороженной на всю голову. Язык, конечно, чесался. Будь на месте Любы Римма, она бы слюну не успевала сглатывать, пока делилась подробностями этой странной поездки. В Москве, в редакции, за сотни километров отсюда, Варваре ничего другого и не оставалось бы. Римма отличный редактор и в душу не лезет. Но начни она этот разговор с Любой, и поползут наружу, словно молочная пена, ее чувства к Столетову. И придется признать, что ей они не подвластны, что это какая-то напасть на самом деле – влюбляться в мужиков, которые ей не подходят... Будто она специально это делает, вроде как из соревнования с теми женщинами, что рядом с ними. Но ведь все не так, совсем не так...

– Думаешь о нем? – внезапно спросила Люба, чем вызвала в Варе липкую жаркую волну.

– О ком?

– Об этом, своем. С кольцом который?

– Нет. Зачем мне о нем думать? Пусть живет себе... – Меньше всего ей сейчас хотелось думать о Разумове. Она уж и забыть о нем успела! Ну, может, не забыть, а лишний раз убедиться в том, что жалеть уже не о чем.

– А он-то поди... – не унималась Люба.

– Не надо, – твердо перебила ее Варя. – Пустое. Я сейчас размышляю только об этом деле. Вот вы что угодно можете сейчас мне в противовес предлагать или отговаривать, но я все равно займусь этой вашей местной легендой. Раз уж к этому еще и кости с черепами прилагаются, то обратного ходу мне нет. Я, знаете ли, не только настырная, но и злая, когда о таком слышу... – она сжала кулак и погрозила невидимому живодеру и мерзавцу. – Так бы и... Нельзя об этом молчать. Надо разбираться! Прям, чувствую, мое это.

– А чего мне тебя отговаривать? – кивнула Люба. – У тебя и документ есть, значит, полное право имеешь.

– Ага, – Варвара оглядела стол. – Я, пожалуй, к Ермоленко зайду. Мне нужна карта этих мест. Говорите, деревень здесь немного осталось? Жилых, я имею в виду.

– Так вроде немного, – Люба ненадолго задумалась. – Нет, это к Гришке надо. У него по нашей округе должны все быть записаны. Где чей дом. Но ведь за народом, сама знаешь, не уследишь. Кто-то приехал, кто-то уехал, а кто и...

– В лесу бродит... – пробормотала Варя. – И в лес мне тоже надо. – Она подняла на Любу глаза: – Обязательно надо!

– Коли надо, я тебя останавливать не стану. Только... – Голос Любы дрогнул.

Варе показалось, что по лицу женщины пробежала тень. Складки возле губ стали глубже, и вот уже не представишь, какой улыбчивой может быть Люба.

– Я же не собираюсь в лесу в засаде сидеть, – не очень уверенно сказала Варя. – Во всяком случае, предупрежу об этом Ермоленко. Зачем хорошего человека подставлять?

– Ты бы себя поберегла, Варвара.

– Спасибо, что беспокоитесь, бабушка Люба, но я профессионал. Мне, главное, все своими глазами увидеть. А там уж я...

– Нет, ничего у тебя не получится, – поднялась Люба из-за стола.

– Это мы еще посмотрим!

– Ничего у тебя не получится в таком-то виде, – женщина кивнула на ее пижамные штаны. – Или, может, ты в юбчонке своей собираешься по лесу шнырять? Забыла у меня сверток-то с бельем после бани. Я его в дом снесла.

Варвара прикусила язык и зажала ладони между коленей, чтобы скрыть волнение. Как только дело хоть краем касалось того, где она провела ночь, у нее будто железный штырь в спине вырастал. И ведь не сделала ничего постыдного, лишь глупое, да только от собственных фантазий у нее все внутри огнем горело. И стыдно, и сладко...

Раз Люба в Черемухинский дом заходила, то могла легко понять, что журналистка не ночевала... Хотя, кровать-то ведь расстелена была, да и поваляться на ней она успела еще перед баней...

Пора уже перестать себя дергать! Не маленькая девочка, взрослая женщина!

Меж тем Люба направилась к старенькому шифоньеру, под двумя ножками которого виднелись плотные бумажные квадраты, а через несколько минут уже шла обратно с ворохом примятой от долгой лежки одежды.

– Я-то ростом не удалась, а Родька мой повыше был. На-ка вот тебе штаны теплые на помочах. Рубаха еще фланелевая и подштанники. Новые, не брезгуй. Купила ему, а поносить не пришлось...

Варя поерзала на табурете, не зная, как на это реагировать. В общем, конечно, Люба была права. Уж коли заниматься делом, так в подходящем облачении.

– Подштанники, наверное, не надо... У меня колготки есть, – смущенно заявила она.

– Колготки? Ну... – пожала плечами Люба. – Тебе виднее. И тулуп бери. Отдашь потом.

– Конечно!

– И это... – Люба свалила одежду Варе на колени. – Статья статьей, а ты уж поберегись. Все через Гришу Ермоленко делай. Он мужик правильный, хоть и нервный.

– Поняла уж.

Люба занавесила оконце и перекрестилась:

– Не верю я, что говорю тебе это, но, видать, так и должно быть. Не просто так ты сюда приехала. Я-то ладно, старая да дурная, а вот ты, Варвара... Уж я и так, и эдак, а не вижу ясности. И никак не пойму, чем все это закончится.

– Может, и не надо пока понимать? Вы со своей колокольни смотрите, я со своей... – Варвара приложила к себе штаны. – Лыжи бы мне еще.

– Лыжи?

– Со школы на них не стояла. И не встала бы, если б сюда не приехала. Все как будто сызнова начинаю. Даже говор ваш переняла. Ассимилируюсь потихоньку. – Варвара вылезла из брючек и стала натягивать теплые штаны.

– Дам я тебе лыжи, – вздохнула Люба. – Бог с тобой. К Ермоленко соберешься, пироги захвати.

– Так сейчас и давайте! Мириться пойду, в глаза ему заглядывать.

– Иди-иди, дурная голова. Вперед и с песней! – Люба махнула рукой, озабоченно сдвинула брови и пошла собирать выпечку в пакет.

Ищи хорошее, плохое само