Босс для Белоснежки - Алёна Амурская

всё равно письмо кажется каким-то подозрительно скупым. Хотелось бы хотя бы смайлик или пару лишних слов… но, впрочем, Яна никогда не была щедрой на объяснения насчет своих дел.

Через несколько дней тревога перестаёт быть острой. Становится глухой, как дальний гул за стеной. Я успокаиваю себя, что раз она написала, значит, жива, значит, справляется.

И вот в один из таких вечеров, когда я ставлю тесто на стол и думаю, что успею долепить ещё десяток пельменей, прежде чем дети опять вломятся на кухню со своими роботами, всё резко меняется.

За окном декабрьская сырость, в доме тепло, печка потрескивает — хороший, обычный вечер. Внезапно раздается стук в дверь. Тихий, даже робкий какой-то.

— Женька, открой, — бросаю я через плечо старшему сыну.

Через минуту в прихожей слышится его голос:

— Привет. Мама на кухне.

Я выглядываю из двери и замираю: в полумраке стоит Яна — мокрая, бледная, с красными глазами, дрожит, как маленький зверёк. Сердце сразу проваливается куда-то в пятки от нехорошего предчувствия.

— Яна? — окликаю ее осторожно.

Она молчит, только смотрит на меня, будто не верит, что я настоящая.

Из кухни вопросительно подгагакивает гусь Гриша, которому я сегодня разрешила ночевать в доме. Мол, а кто это там к нам пожаловал, хозяюшка? Не нужно ли хорошенько припугнуть вторженца?

Обеспокоившись, как бы он не начал буянить из-за чужого человека, я быстро оглядываюсь на него и предостерегаю:

— Так, ты веди себя потише, понял? У нас гость! — и мягко предлагаю Яне: — Снимай пальто и садись. Чаю будешь?

Яна вешает на крючок пальто, пальцы её дрожат, как будто каждое движение даётся с усилием. Я не жду ответа, аккуратно беру её за локоть и веду на кухню. Усаживаю на табурет, под ноги подкладываю старый коврик, чтобы ее промокшие босые ноги не простыли на холодном полу.

— Только не надо ни о чем меня спрашивать, Лиз. Пожалуйста… — бормочет она куда-то в пол, низко опустив голову.

И в этот миг меня прошибает ужасная мысль.

Прямо сейчас Яна ведёт себя, как люди, пережившие что-то личное, страшное и физически болезненное. Слишком много вины в этом опущенном взгляде, слишком много застывшего напряжения в плечах. И если это то, о чём я думаю, то вопросов задавать нельзя тем более.

Я невольно прикусываю губу.

— Как скажешь, — бережно обнимаю её за плечи, чувствуя, как сжимается от жалости сердце, когда ее начинает мелко потряхивать дрожью. — Сейчас ты просто дышишь. Вот так. Медленно… Молодец.

Медленно поглаживаю ее по спине, пока она не утыкается мне в плечо, как ребенок в поисках утешения. Бедная девочка…

Интересно, ей вообще есть где ночевать?

Надо бы предложить остаться у меня. А еще срочно отвлечь и дать прийти в себя. Может, тогда она позволит ей помочь хоть чем-то более существенным. Или хотя бы оттает и выговорится.

— Спасибо… — сдавленно шепчет Яна.

— Тихо, всё хорошо, — отвечаю, старательно отодвигая все ненужные мысли в сторону. — Ты у меня. Всё хорошо. Посиди пока и подыши. А я пока делом займусь, ладно?.. Ты голодная?

Она не отвечает, но я и не жду. Включаю плиту, ставлю чайник, перекладываю тесто в миску. Делаю всё медленно, спокойно, чувствуя, как она отчаянно цепляется взглядом за каждое мое движение. Словно утопающий за соломинку.

Из соседней комнаты раздаётся восторженный визг Павлика и ворчание Женьки про гуся, незаметно сбежавшего к ним из кухни. Я невольно улыбаюсь на их детский спор и вижу, что даже уголок губ Яны слабо дёргается, словно она на секунду вернулась в реальность.

Хороший знак.

Убираю миску с тестом и тихонько тяну ее в сторону дивана с пледом и чаем. Она откидывается на спинку и отстраненно спрашивает, прикрыв глаза:

— У тебя… всё хорошо?

— Ну… как сказать, — усмехаюсь я. — Знаешь, меня зачем-то перевели временно на этаж генерального. Представляешь?

— В пентхаус?.. Это же хорошо.

— Это странно, — качаю головой. — Я же простой офис-менеджер с первого! Но, говорят, у Батянина его секретарь временно помогает с реабилитацией его матери. Они родные сестры… И теперь мне выдали супер-кресло, личную кофе-машину и доступ к лицам, которые раньше видела только на постерах. Сижу там, как пельмень на подносе с суши…

Делясь с ней новостями, я невольно увлекаюсь.

Обычно все эти вещи я обсуждаю со своей сестрёнкой Машей, но в последнее время она вся в работе и не так-то часто заглядывает. Так что теперь я отыгрываюсь на Яне, рассказываю всё подряд — и про новый этаж, и про кофемашину, и даже про робота с глазами из пуговиц.

Она слушает молча, но я вижу, как на её лице постепенно проступает жизнь: взгляд становится чуть яснее, плечи уже не такие напряжённые.

Кажется, мои домашние сплетни работают лучше успокоительного. Как и возгласы моих детей, всецело увлеченных который уже день конструированием самодельного робота-трансформера.

— Ты только посмотри на них, а? — качаю головой. — Из старых дощечек построили робота, как в кино. Будущие инженеры-изобретатели мои…

Некоторое время в комнате слышны только детские голоса из-за стенки. Яна сидит неподвижно, рассеянно слушает их, словно сквозь сон, а я вдруг замечаю её руки, до сих пор сжатые в кулаки так крепко, что побелели костяшки.

Вздохнув, я шутливо предлагаю:

— Давай, пей свой чай. Сегодня я заварила свой лучший травяной сбор… Это чашка чистой энергии!

Она послушно пригубливает. Такая тихая и покорная, что на миг напоминает мне маленького Павлика, когда у него температура: пьёт всё, что дают, лишь бы оставили в покое.

Только теперь я решаюсь осторожно коснуться её рук, чтобы разжать кулаки.

Пальцы разжимаются с трудом, но я всё равно расправляю их, согревая своими ладонями. Она моргает, глядя на мои действия, с сонным вниманием бездомного котёнка, осоловевшего от внезапного тепла и еды.

— Яна.

— М-м..?

— Я не знаю, что у тебя произошло. И не хочу лезть, пока ты сама не захочешь рассказать… но в моем доме есть одна традиция. Когда кто-то прибегает ночью, перепуганный, измученный и с большими глазами, то он автоматически получает пижаму, чай… и право спать в моей комнате, рядом с гусём. Без вопросов.

— А гусь не будет против? — её губы едва заметно вздрагивают.

— Он потерпит, — отмахиваюсь я. — Он у нас вообще дисциплинированный, когда надо. — И, подумав, добавляю на всякий случай: — А ещё приучен к лотку!

Она кивает, неловко шевельнув губами в безмолвной благодарности.

— Не переживай, — говорю я, тихо радуясь ее сговорчивости. — Оставайся у меня столько, сколько тебе нужно. А пока давай попьём чай и побудем