Босс для Белоснежки - Алёна Амурская

Медленно подхожу к окну и отодвигаю занавеску так, чтобы образовалась небольшая щелочка между стеной и тканью.

Перед домом стоит чёрный блестящий внедорожник-кроссовер, который сложно не узнать. Особенно, когда я замечаю номера. Ведь это — личная машина Батянина.

У меня непроизвольно вырывается тихий вздох.

От этой мысли я испытываю одновременно и беспокойство, и странное облегчение. Потому что мне совершенно ясно: он сейчас во всём разберётся и всё исправит. Уж не знаю, откуда такая уверенность.

Иногда мне кажется, что Батянин для меня — как какой-то волшебник из взрослой сказки. Пришёл, посмотрел, сказал два слова… и мир снова в порядке. Ему почему-то хочется доверять, его хочется слушать и слушать. И я замечала этот эффект не только у себя. Женщины в нашем офисе реагируют на него так же завороженно. По крайней мере те, кто привык к его лицу со шрамом.

В каком-то смысле он действительно напоминает того самого графа де Пейрака из красивых исторических книг про Анжелику, которые я не раз перечитывала. Тот же шрам, тот же завораживающий черноглазый взгляд, редкие, но меткие слова… и эта уверенность, что если он рядом, то всё будет так, как надо.

— Кто? — напряженно шепчет позади Яна.

Я оглядываюсь на нее и успокаивающе говорю:

— Думаю, это к тебе.

Она тоже выглядывает в окно, и мы вместе смотрим, как из черного внедорожника выходит Батянин. Высокий, широкоплечий, в черном пальто и с этим своим брутальным шрамом на мужественном лице…

У меня внутри всё сладко сжимается.

Машинально складываю полотенце и выпрямляюсь, стараясь унять разыгравшиеся нервы. Почему-то тот факт, что сейчас сам генеральный вот так запросто войдет ко мне домой и увидит, как я тут живу — по-простому, без затей, даже как-то старомодно, — безумно волнует.

Судорожно сглатываю, не в силах отвести глаз от статной черной фигуры за окном, и окликаю Женьку с Павликом:

— Дети, в комнату, живо, без лишних разговоров. Гриша… на место!

Слышу, как Женька утаскивает Павлика, хлопает дверью детской. Гусь тоже убредает в чулан, будто понимает, что сейчас не время для его дежурств. Снаружи почти сразу раздается звяканье щеколды ворот, а затем — короткий стук в дверь. Уверенный и по-мужски четкий.

Я иду отпирать. Сердце гулко бьётся где-то в горле, пальцы цепляются за холодный замок. Щёлк — и дверь открывается.

В проёме стоит Батянин.

В моей крошечной прихожей он кажется не просто высоким, а огромным. Густые тёмные волосы чуть тронуты снегом, из-за чего он вдруг еще больше стал напоминать мне загадочного героя из фильма.

Он не улыбается, только бросает на меня пристальный взгляд, словно оценивая эмоции на моем лице в поисках неизвестно чего. На секунду я теряюсь в этом взгляде. Даже ладони предательски влажнеют, хотя в доме не жарко.

Потом Батянин переводит взгляд на кухонный проём, где стоит Яна. И вдруг его лицо еле заметно меняется: взгляд становится мягче, глубже, бережнее. Такое я раньше видела только в глазах нормальных мужчин, когда они смотрят на маленьких трогательных детей…

Внезапно меня прошибает странная мысль: а что вообще за отношения его связывают с Яной?

Там нет ни грамма романтики, это чувствуется сразу. Яна вообще не смотрит на него как на мужчину — её взгляд совсем другой. Жёсткий, но уважительный, как у ученицы, которая боится подвести учителя. Или как у человека, который предъявляет долг, а не ищет поддержки.

Я пока не могу понять, что именно между ними, но чувствую — это не похоже на служебные отношения простого курьера с директором.

Окидываю их обоих внимательным взглядом и благоразумно решаю оставить их наедине. Лишь бы это хоть как-то помогло Яне.

— Ну… пойду пока мальчишкам своим помогу, — бормочу первую попавшуюся отмазку. — Им… э-э… как раз нужно доделать роботу лапу! — и ухожу в соседнюю комнату, мельком поймав глазами одобрительный кивок Батянина.

Странное дело… он ведь всего лишь кивнул. А чувство внутри такое, будто наградил медалью за сообразительность.

Глава 33. Всё ещё не страшно?

То, что разговор с Батяниным прошел хорошо, становится ясно, когда дверь детской тихонько приоткрывается, и Яна заглядывает внутрь. Всё ещё бледная, но уже не такая потерянная, как ночью. Как будто в ней вдруг включили свет.

— Лиза… у тебя нет чего-нибудь переодеться? — спрашивает она тихо, смущённо дёргая край больничной пижамы, в которой пришла ко мне вчера вечером с улицы. — Мы с… Андреем Борисовичем в офис сейчас поедем.

— Есть, конечно, — улыбаюсь. — Пойдём, подберем что-нибудь подходящее.

Веду её в свою спальню, достаю из шкафа светлую блузку и длинную свободную юбку.

— Держи. Моя любимая «дежурная нарядка». На тебе будет сидеть ещё лучше, чем на мне.

Яна едва заметно усмехается и кивает.

— Ты моя спасательница.

— Иди прими душ, — подмигиваю. — Ванная через коридор, дверь справа.

Прикрываю за Яной дверь, возвращаюсь на кухню и с легким испугом вижу там картину настоящего столпотворения вокруг Батянина.

Даже не подозревая, что перед ними стоит высшее руководство корпорации “Сэвэн”, Женька и Павлик наперебой демонстрируют ему своего деревянного робота. Но не это меня пугает, а другое.

Рядом с Батяниным топчется Гриша!

Мой важный, вредный гусь, который обычно устраивает целые истерики, если в доме чужие. Но сейчас он нисколько не враждебен — наоборот, увлечённо пощипывает клювом краешек его дорогих, матовых кожаных ботинок, которые наверняка стоят целое состояние по моим меркам.

Но, что удивительно, Батянин даже не отодвигает ног. Он даже обычного вопроса новых гостей: «Что делает в доме дворовая птица?» не задает. Просто задумчиво поглядывает на Гришу сверху вниз.

И еще неизвестно, кто кого изучает: он гуся или гусь его.

— Гриша! — шикаю я, всерьез опасаясь порчи фирменной мужской обуви. — Ну-ка брысь отсюда, ты чего хулиганишь?

Потом перевожу строгий взгляд на своих мальчишек, и те, не сговариваясь, дружно выметаются из кухни, прихватив с собой гуся и робота.

Батянин остаётся стоять у стола, опершись ладонями о спинку стула. Я машинально поправляю скатерть на столе, чтобы занять руки.

— Спасибо, что поговорили с Яной, Андрей Борисович, — говорю сначала неуверенно, но потом выдыхаю и повторяю твёрже: — Серьёзно. Она… совсем другая стала. Словно ожила.

Он слушает молча, чуть прищурившись, будто изучает не только мои слова, но и меня саму. От этого взгляда внутри становится тепло и чуть тревожно, как перед чем-то важным.

— Вы умеете хранить тайны, Лиза? — вдруг тихо спрашивает он.

Я замираю, ловлю его взгляд и кивком отвечаю:

— Думаю, да.

Он выдерживает