Черноокая печаль - Зарина Солнцева

— Плодовитая, значит...

Шепнула себе под нос старушка.

— Что?

Не поняла я сразу. Она чуть подняла свой старческий скрипучий голос.

— Говорю, имя твое означает «рождение». Хорошее имя. Не с дурным умыслом. И тебе трудную, но плодовитую долю уготовило.

Я сглотнула. Никогда не знала об этом. Да и чего уж там, мать не говорила. Может быть, батька ей и сказал, но она... смолчала.

— А вам откуда ведомо?

Заломала я бровь, на что старушка фыркнула, щелкнув меня по носу.

— Откуда тебе — нет. Ну так что, семья твоя так просто отдала беру? Аль поторговалась? Чай, было с кого калым сдирать!

— А он разве попросил, чтобы ему отдали? Обманом с собой в лес уволок! Я, как поняла, уже поздно было дёгаться!

— Ой! А ты такая вся несогласная ему женой стать?

По-доброму подструнивала старушка надо мной. Я малость покраснела, уводя взгляд. Чего уж там, только из-за него, паршивца, здесь и торчу, да обиды глотаю.

— Можешь не отвечать. — махнула она рукой. — Мне и самой ответ ведом. Беры сильно отличаються от ваших мужиков не только телом, духом, но и сердцем. В отличие от наших баб.

Я отпустила взгляд на свои руки, укрытые волдырями. Что-то было в ее словах.

Вспомнила, как выскочила во двор за водой. «Добрые» местные тётушки отправили. Так мужики во дворе, как завидали меня с огромной ношей, тут же отобрали и сами понесли. И дрова тоже сами. Вот медведицы меня потому во двор и не пускают. Не выходит им там меня гнобить.

А местный вождь и вовсе делает вид, что знать меня не знает и проблемы мои его не волнуют.

— Ты хорошо, что не сбежала. Значит, будет из тебя толк. Да я и посмотрю, ты девка не безтолковая. Рукастая.

— Мать говорила, свекрови и семье мужа надо угождать.

Тяжко выдохнула я, поморщившись от ещё не опустевшего мешка с фасолью.

— Оно-то и правда. Только если бы каждая невестка свекрови угождала, то померли бы все еще в молодости. Тут хитростью, милая, брать надо. Воина у вас с Властой. Вечная.

— Не хочу воевать. Отвоевалась, — сказала в сердцах и тут же прикусила язык. Ну кто меня просил!? — Вот Третьяк вернётся, и всё наладится.

Отвела взгляд, но разве от этих пронзительных очей старушки что-либо скроешь?

Нет, умна она и смотрит насквозь. Небось поведала немало на своем веку. И неожиданно взгляд ее потеплел, а морщинистая рука накрыла мою.

— Нет, милая. Если хочешь остаться здесь женой бера, то воина твоя с Властой никогда не кончится. Ненавидит она твой род. А по природе своей она не просто сука, а самых настоящих королевских кровей. Да и баб у нас в селении мало, распушались они, спесивые. Не то что в мое время были. Они Власту бояться и тебя всё время клевать будут. Сейчас открыто, придет Третьяк — исподтишка. Ему нет дозвала на кухни, а ты здесь уже привязана. Не докажешь обиды.

— Что же мне делать?

Она только подтвердила мои догадки. И вся моя вера развеялась пеплом на ветру. Я в ловушке, и теперь моя искренняя привязанность к беру тонко граничит с ненавистью. Если бы не он! То сидела бы я сейчас у Матриши и спала на печке, да горя не знала!

— Как что? Воевать? Тебе же не впервой...

Как само собой разумеющееся молвила старушка. И я поспешно вырвала руки из ее ладоней, спрятав за спиной. Боги, только не это. А может, просто к слову сказала. Или же догадалась? Но как?

— Чего ты так дергаешься, милая? Будто я тебя не слово сказала, а хлыстом ударила? Воевала, таки-да?

— А откуда вы...?

— Видала, как ты по ночам себе травы завариваешь в котелке, а потом заговариваешь их. Да потом больно ты привычно глядела на боевое оружие наших мужиков. Сельские не отличат меч от сокиры. А ты — да. Небось целительница?

— Д-да...

— Молва ходила, что Назар всех целителей, даже баб, призвал на черту. — И ударила себя досадливо по коленке. — Вот ведь дурной мальчишка! Сколько девкам жизнь угробил! Они же, считай, поломаны на весь свой век! Это почитай мужик такую долго разнежить и отлюбить должен, да бы она исцелилась от всей этой грязи и боли!

Странное дело, отчитывала она нашего грозного князя как нашкодившего мальчишку. Которого сама за ухо потаскала в детстве. И сейчас понадаскала, да только мальчик вырос, и ей не дотянуться.

— А годков тебе сколько будет?

— Девятнадцать.

— Во сколько призвали?

— В шестнадцать.

— М-да, беда-печаль, Наталка. Ну, живехонькой вернулась, и на то благодари богов. Не всем так везло. А уж дурные мысли да воспоминания Третьяк сотрёт. И отлюбит. Беры в этом мастаки. Только с Властой всё равно тебе воевать придётся. И авторитет свой тут железный ковать.

— Да как же с матерью мужа воевать?

Недоумевала я. Отчего-то старушка эта не вызывала во мне дурного умысла. На Матришу похожа по говору, да думам. А ещё чутка на Снежку. Не злая она. Чую, что не злая.

— Как, как? — заворчала она. — По-хитрому, конечно. И не напрямую. Тебе надо свою территорию завоевывать, милая, без этого никак. Бер тебя, конечно, подсабит. Но тебе ещё в этом доме детишек рожать. И их защищать тоже. Так что дерзай! Что главное-то на войне?

— Сила...

Неуверенно проговорила я и тут же глянула на свои руки и её. Даже в своей старости медведица явно была куда сильнее и ловчее меня.

— М-да, с этим боги тебя подвели, — цокнула она языком. — Оттого остальные бабы в доме с тобой так плохо обращаются. Чуют, что за космы их не оттаскаешь. Но опять-таки, Наталка... Девка ты у нас бывалая, скажи-ка, что делает мудрый полководец, если сил у него мало?

— Убегает?

— Нет, это нам не подходит. — цокает бабушка Ганна языком. — Если у него есть что защитить? Ну, м? Что сделал князюшка ваш?

— Союзники... — озаряет меня, стоит вспомнить князя — Он нашёл сильных союзников среди перевёртышей, и те обеспечили ему тыл в лесах. И дали время передохнуть нашим войскам.

— Во-о-о-от...

Щелкает она морщинистыми пальцами в воздухе.

— Умом, вижу, Леля наделила. Тебе тоже нужны союзники. Сильные. И среди местных