Моя сладкая певчая птичка - Сейбр Роуз

— Я люблю вас, — повторяю я с большей уверенностью.

— Ещё раз!

— Я люблю вас, маэстро.

— Называй меня по имени.

— Я люблю тебя, Себастьян. — Эти слова словно разрывают мне горло, причиняя больше боли, чем часы пения.

Он отпускает мои волосы и, обхватив руками за талию, притягивает меня ближе. Его нежные поцелуи на моей шее словно крылья бабочки, парящие в воздухе. Это почти приятно. Я почти чувствую себя в безопасности. Но затем он уходит, и тепло его тела исчезает за моей спиной.

По воздуху разносится единственная нота пианино, и он начинает играть. Мелодия кажется знакомой. Она напоминает мне одну из тех шкатулок для драгоценностей с балериной, которая начинает танцевать, когда поднимаешь крышку.

— Знаешь ли ты, что существует легенда о том, что это произведение было написано Генрихом Восьмым в надежде завоевать сердце Анны Болейн? Однако большинство людей не верят в это, поскольку стиль композиции кажется скорее итальянским. — Он продолжает играть, и звуки заполняют комнату, создавая атмосферу, напоминающую пещеру. Они звучат одновременно и пусто, и тяжело. — Мне все ещё хочется верить, что это правда, ведь они рассказывают о его сердце, охваченном страстью, о муках его восторженной души.

Песня подходит к концу, но он продолжает играть другую мелодию, более мрачную и зловещую. Я теряюсь в нотах.

— У тебя есть любимый композитор? — Спрашивает он, не дожидаясь моего ответа. Казалось, он был погружен в свой внутренний мир. — Большинство людей назовут Моцарта или Бетховена, потому что это всё, о чём они слышали. Они не знают ничего лучше. Но для меня всегда был Рахманинов. Он настоящий, искренний, пишет от всего сердца, и это сердце наполнено мраком.

Темп музыки нарастал, а его пальцы неустанно отбивали ритм по клавишам из слоновой кости.

— Он наслаждается, бросая вызов музыкальным ожиданиям. Он знает, что такое боль. Ты слышишь это? Ты слышишь страдания его души?

То ли из-за темноты, то ли из-за того, как он брал ноты, музыка захватывала меня, заставляя сердце бешено биться. Он играл и играл, а я стояла на коленях на холодном полу. Себастьян был прав. Ничто не могло помешать мне слушать музыку, ничто не защищало от неистовства этих нот. К тому времени, как он закончил, я чувствовала себя так, словно меня раздели догола, содрав кожу и обнажив нервы.

Я слышу скрип табурета у рояля и звук его шагов, когда он поднимается на ноги. Он кружит вокруг меня, словно хищник, готовый к нападению, словно готов растерзать меня.

— Встань, — говорит он.

Я неуверенно поднимаюсь на ноги, осознавая, что теряю равновесие без помощи рук или глаз. Один из моих сосков напрягается от боли, когда он сжимает его пальцами.

Его стон наполняет воздух.

Раздаётся шорох, когда он снимает с себя одежду. Его босые ноги стучат по полу, когда он подходит к дверям, чтобы запереть их. Я прерывисто вздыхаю, стараясь оставаться сильной, заставляя себя повиноваться, чтобы избежать риска наказания. На обратном пути он ускоряет шаги, словно его терпение и желание затянуть разговор иссякают.

Зарываясь пальцами в мои волосы, он использует их, чтобы направлять мои движения, ведя меня вперёд, пока поверхность рояля не прижимается к моему животу. Затем он толкает меня вниз, и я прижимаюсь щекой к гладкой прохладной поверхности. Его член скользит между моих бёдер.

— Ты была великолепна, моя сладкая певчая птичка. Ты заслуживаешь, чтобы тебе поклонялись. Ты достойна уважения. — Он склоняется надо мной, его тело накрывает меня. — Но не я, — шепчет он мне на ухо. — Я заслуживаю того, чтобы использовать тебя.

Он наклоняет мою голову, прижимая щекой к роялю, а его твёрдый член прижимается к моему входу. Я немного ёрзаю, осознавая, что не готова к его вторжению.

— Маэстро…

— Тихо! — С этими словами он входит в меня, погружаясь на всю длину, не давая мне времени привыкнуть к его размерам.

Стон боли, словно туманное дыхание, растворяется в темноте рояля. Он толкается яростно и жёстко, прижимаясь ко мне в приступе ярости, страсти или неконтролируемого желания. Мои тазовые кости болезненно ударяются о край рояля, а скула прижимается к твёрдой поверхности с такой силой, что я начинаю бояться, как бы моя кожа не лопнула от давления. Он словно одержимый, демон разврата, стремящийся утолить свою жажду.

Я закрываю глаза и изо всех сил стараюсь молчать, принимая его наказание и его торжество. Он кричит, когда достигает кульминации, пульсируя внутри меня и наполняя меня своим демоническим семенем. Затем он медленно выходит из меня, спотыкаясь, чтобы сохранить равновесие, опьянённый своим освобождением. Я опускаюсь на пол, чувствуя, как оно стекает между моих ног. Когда его тяжёлое дыхание успокаивается, он садится рядом со мной, сажает меня к себе на колени и убирает волосы с моего лица.

— Ты само совершенство, — выдыхает он. — И ты только моя.

ГЛАВА 23

МИЯ

Себастьян держит перед моим лицом две серьги с бриллиантами, игриво покачивая ими.

— Тебе они нравятся? — Спрашивает он.

Его взгляд прикован ко мне, но он словно не замечает меня. В его глазах восхищение темно-красной помадой, безупречной кожей, волнами волос, собранными в пучок, и экстравагантностью моего платья. Мой макияж не полностью скрывает покрасневшую скулу, но он идеально подходит к образу. Себастьян смотрит на меня, но видит только то, что хочет увидеть.

Он словно человек, который существует лишь для собственного удовольствия.

— Да, маэстро, — машинально отвечаю я.

— Зови меня Себастьяном сегодня вечером, — произносит он с тяжёлым дыханием. Притянув меня к себе, он прижимает мою спину к темной ткани своего смокинга. — О, как же я хочу овладеть тобой прямо здесь и сейчас! — Его пальцы злобно впиваются в мой бок, когда он крепко обнимает меня. — Но этому придётся подождать, потому что я не хочу разрушать твоё совершенство. Я хочу показать тебя миру. Я знаю, что говорил, что хочу защитить тебя, но только сегодня вечером, только на этой вечеринке, я хочу, чтобы ты была рядом со мной, и я хочу, чтобы все смотрели на нас с завистью.

Я в замешательстве смотрю в его глаза.

— Я пойду с тобой на вечеринку? — Спрашиваю я с неуверенностью.

Он смеётся, откидывая голову назад с беспечностью, которую я раньше в нем не замечала. Сегодня вечером он дьявольски красив. Каким-то образом полы его пиджака смягчают суровость, которую я привыкла видеть в выражении его лица.

— Иначе зачем бы я велел тебе так наряжаться? — Нежно спрашивает он, проводя пальцем по моей щеке. — Вот, — он отстраняется