По ту сторону свободы - Анна Александровна Бойцан

— Кстати, — добавил он, и его голос стал легче, с дерзкой искрой. — Идея. Мы же играем, забыла? Вопрос на вопрос. Но теперь давай изменим правила. — Он наклонился ближе, его глаза сверкнули. — Правда или действие?

Лив моргнула, её сердце забилось быстрее.

— Правда... — выдохнула она неуверенно.

Он улыбнулся с едва заметной провокацией.

— Хорошо. Но, хватит с нас шума, — сказал он, надевая шлем. — Поехали туда, где тише.

Они уехали прочь — от криков, моторов, запаха бензина. Мотоцикл нёс их сквозь ночь, и Лив сжимала его так крепко, что её руки свело от напряжения. Не потому что боялась упасть, а потому что не могла решить — бежать или остаться.

Он остановился на набережной, где ветер гладил поверхность воды, а фонари дрожали в отражении. Река текла, как тьма — спокойная снаружи, но глубокая и непредсказуемая.

Дориан бросил свою кожаную куртку на песок.

— Садись. — Его голос был спокойным, как будто и не было между ними никакого напряжения. — Не хочу, чтобы испачкалось платье. Мне оно чертовски нравится.

Лив села. Дрожь, которую она сдерживала всю дорогу, выбралась наружу. Он не смотрел на неё — глядел на воду, будто ждал, пока она придёт в себя или сам собирался с мыслями.

— Хочешь играть дальше? — спросил он, наконец.

— Я уже согласилась, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Правда или действие?

— Правда, — шёпотом, чуть колеблясь, выдохнула Лив.

— Чего ты на самом деле боишься?

Этот вопрос ударил неожиданно. Лив ответила не сразу.

— Не знаю, — выдавила. — Я боюсь боли, причинённой твоей рукой, потому что... Когда тебя ранит тот, от кого ждёшь ласки это... ломает. — она замолкла на миг, но, собравшись, продолжила, — А ещё я боюсь, что мне перестанет быть страшно там, где должно быть.

Он ничего не ответил. Только дышал чуть глубже. Слушал.

— Правда или действие? — тихо спросила Лив, прерывая тишину.

— Действие.

Она набрала воздуха.

— Покажи мне клыки.

Он замер, вскинув брови, потом усмехнулся.

— Ты правда хочешь сейчас их увидеть?

Не дожидаясь ответа, он наклонился ближе. В его взгляде была темнота, сдержанная, но почти осязаемая. Клыки выдвинулись — острые, белые, почти нереальные. Лив вздрогнула, но не отпрянула. Он тут же спрятал их, и усмехнулся.

— Довольна?

И придвинулся ближе.

— Моя очередь спрашивать. Правда?

— Действие, — сказала она, чуть дрожащим голосом.

Он взглянул на неё, будто что-то считывал по глазам. Потом кивнул.

— Покажи, где у тебя остались следы. Не потому что я хочу их видеть. А потому что мне нужно знать, где я сломал.

Её сердце провалилось куда-то вниз. Но она не отводила взгляд.

Молча, медленно, она откинула волосы, оголив шею. Тонкие царапины от его клыков алели на бледной коже — не укус, но следы, где он остановился в последний момент. Затем — подняла рукава, обнажая запястья и предплечья. Тёмно-синие пятна, словно отпечатки пальцев, усеивали кожу, болезненные, неровные, тянулись до локтей. Она стиснула губы, чувствуя, как горят щёки. Последним, с долгой паузой, она решилась приподнять подол платья. Пальцы дрожали, ткань смялась в кулаке, пока она открывала бёдра. Тёмно-фиолетовые полосы, глубокие, почти чёрные, опоясывали кожу с внутренней и внешней стороны — следы его хватки, слишком сильной для хрупкого человеческого тела. Взгляд Дориана упал туда, и Лив тут же дёрнула ткань вниз, пряча бёдра, будто могла стереть эти отметины одним движением. Она сильнее натянула подол, прижимая его к ногам, и отвернулась, не желая ни видеть эти следы, ни ловить его реакцию. Ей будто было стыдно — за своё молчание, за то, что эти пятна вообще есть.

— Прости, — сказал он, тихо. Без попытки оправдаться. — Я ненавижу себя за то, что это сделал. Сейчас, наверное, впервые в своей жизни, я сожалею, что я не могу исцелять своей кровью...

— Что значит «исцелять»? — Лив вскинула брови от удивления.

— Все мои творения, как и творения моих творений обладают этой возможностью. Если человек выпьет кровь вампира или если нанести её на внешние повреждения — она лечит. Кровь любого вампира, кроме моей. Но сейчас не об этом... Мне очень и очень жаль.

Он сжал губы, опустил взгляд, потом поднял его на неё.

— Правда.

— Скажи, — произнесла она тихо. — Почему... этой ночью тебе это так нравилось? Быть жёстким. Я видела твои глаза. Ты наслаждался этим. Почему?

Он замер, будто не ожидал вопроса. Его лицо стало серьёзным.

— Потому что... — он отвёл взгляд, пальцы сжал в кулак. — Потому что я был зол. Потому что слышал ваш разговор с Мар. А до этого... Лив, мне пришлось выбирать между... Чёрт, хорошо. Хорошо, я расскажу.

Мне пришлось наблюдать со стороны пока ты находилась в опасности и надеяться, что Лиам не допустит ошибки, что ты не пострадаешь. Потому что ты не простила бы мне того, что мне пришлось бы сделать, если бы я вмешался. Рисковать тобой и потерять тебя или убить всех, включая Мар и потерять тебя — вот каков был передо мной выбор. И я слетел с катушек.

Он снова взглянул на неё.

— И ещё потому, что я не думал, что тебе было по-настоящему больно. Я думал, тебе нравиться, когда всё на грани и не заметил, как перешёл её. Я видел в этом страсть, а не жестокость. Я ошибся. Мне теперь жить с этим.

Она опустила голову. Губы сжались. Но потом — тихо, почти едва слышно:

— Ты прав. Мне иногда действительно это нравится. Но не тогда, когда я чувствую себя вещью. Мне просто нужно знать, что ты вернёшь мне контроль, если я попрошу.

Он кивнул. Медленно.

— Я хочу проверить, — сказала она, подняв на него взгляд. — Мне нужно знать, где твоя грань. Где заканчиваешься ты и начинается... зверь.

В его глазах мелькнуло что-то, что невозможно было сразу считать — смесь желания и мрачной готовности.

— Тогда проверь. Что ты хочешь сделать?

Лив выпрямилась в напряжении, царапнула ногтем по шее — по свежим отметинам. Капля крови выступила на коже. Она поднесла палец к его губам и провела по ним — медленно, не отводя взгляд.

Всё тело Дориана напряглось. Он застыл, как зверь, который учуял добычу. Его зрачки расширились, дыхание сбилось. Он резко рванулся ближе, схватив её за талию — быстро, неожиданно, заставляя её вздрогнуть и выдохнуть от испуга.

— Зачем ты это сделала, Лив... — прошипел он, его голос стал ниже, почти срывистым. — Это... опасно. Ты понятия не имеешь, насколько.

Её дыхание стало рваным. Он держал её близко, глаза горели, клыки медленно выдвинулись. Он склонился