Благочестивая одержимость - Энса Ридс

Он отнял у меня так много.

Я наблюдала, как он слегка наклонил голову, приблизив руку ко мне и нежно коснулся моего лица костяшками пальцев, чтобы вытереть слезу с моей левой щеки. Затем он посмотрел на свои руки, разглядывая влагу на них, как будто впервые увидел мои слёзы. Он снова поднёс руку к моему лицу и сжал его в своей ладони, рисуя на нём круги большим пальцем.

— Он проявил к тебе неуважение. Никто никогда не будет проявлять к тебе неуважение… Никогда, — сказал он хриплым голосом, — Я убью любого, кто посмеет посмотреть тебе в глаза. Любого, кто назовёт тебя по имени, если я этого предварительно не разрешу. Я перережу им глотки, если они хоть на секунду подумают, что смогут забраться на пьедестал, на котором ты стоишь. Ради тебя, мышонок, я убью всех, кто окажется на твоём пути.

Я отрицательно покачала головой, плача, на что Сальваторе лишь кивнул.

— Нет… Пожалуйста, Сальваторе, — умоляла я, даже не пытаясь остановить новый поток слёз, — это ненормально. Пожалуйста… Нет, — я хотела умолять его прекратить, испуганно качая головой от того, что только что услышала от него.

— Да, мой мышонок. Тысячу раз, да. Я хладнокровно убью ради тебя, и я всегда буду заставлять тебя смотреть. Ведь ты должна знать, насколько я предан тебе, — он обхватил руками моё лицо, притягивая ближе, и его голос звучал так горячо и решительно, как будто я обязана была это услышать.

— Ты монстр, — прохрипела я, закрыв глаза. Он прижался своим лбом к моему. — Держи меня подальше от этого.

— Никогда, — ответил он, заставив меня открыть глаза, и начал слизывать слёзы, скатывающиеся по моему лицу, — всё, что я делаю, мышонок, делаю ради тебя. Каждая капля крови — ради тебя, — я попыталась вырваться, встряхнуть головой, чтобы вывести его из бредового состояния, в котором он находился.

Я чётко осознала, что в его голове не хватало больше, чем парочки шестерёнок. Он видел во мне вечность, которую нельзя было ни с чем сравнить, он видел во мне что-то… Что-то вроде божества. Да простит меня Бог, но разве этот мужчина был верующим? Каким он был? Что с ним не так? Я верила в Бога, но только в одного Бога. Я никогда не хотела, чтобы меня ассоциировали с божеством. Одна только мысль об этом заставила меня захотеть упасть на колени и вымаливать прощения у Всемогущего Господа.

Сальваторе слизал мои слёзы, затем прижался своими губами к моим, целуя энергично и страстно. Он вложил все свои эмоции в этот поцелуй. Это был всепоглощающий поцелуй, который мог бы заставить сжиматься пальцы ног, но я на него не ответила. Я боялась его. Боялась пьедестала, на который он меня поставил. Пьедестала, который заставлял его жертвовать людьми ради меня.

— Я не убийца и никогда не поддержу и не приму того, что ты делаешь, — я боролась с ним, схватив его запястья и пытаясь оторвать его от себя, но хватка мужчины была беспощадна, и в конечном итоге я перестала сопротивляться.

— Тебе не обязательно, мышонок. Тебе не обязательно это принимать, тебе не обязательно должно это нравиться. Тебе не нужно ничего делать, кроме как просто существовать. Этого будет достаточно. Просто дыши, будь здесь со мной, — выдохнул он шепотом, пронзая взглядом мои потемневшие глаза, — существуй, мышонок. Твое существование — это все, что мне нужно. Ты — все, что мне нужно. Ты — все, чего я хочу. Все, что я ищу, Нирвана… — выдохнул он, закрыв глаза и произнеся мое имя со стоном прижался губами к моим в медленном и соблазнительном поцелуе. Он погружался в мой рот так глубоко и чувственно, как будто занимался со мной любовью, — О, Нирвана… Ты обладаешь великой силой.

Глава 18

— Ух ты… — сказала я шёпотом, осматриваясь вокруг, когда мы с Сальваторе сидели в задней части гондолы, неторопливо рассекающей воды озера Гарда.

Мы прибыли в Венецию несколько часов назад, и с момента нашего приезда Сальваторе ни на секунду не оставлял меня ради «работы». Вместо этого работой занималась я, так как он заставил меня пойти в спа-салон на полный комплекс процедур, который занял у меня весь день. Я наслаждалась массажем, маникюром и педикюром, а затем отправилась за покупками, смакуя каждый момент, проведённый вдали от Сальваторе, прежде чем мне пришлось бы вернуться домой.

Мне разрешили покинуть его прекрасный замок в Венеции, и я бродила по улицам, наслаждаясь этим местом и осматривая достопримечательности в одиночку. Ну, точнее, не совсем в одиночку — в сопровождении его службы безопасности, которая следила за каждым моим шагом и не позволяла никому в радиусе километра появляться рядом со мной.

Когда я вернулась, меня встретила команда стилистов, которые подготовили меня к вечернему свиданию. Я не знала, что это было за свидание, и не имела возможности возражать. Поэтому я просто приняла их помощь и позволила им создать мой образ. Вместо ожидаемых дизайнерских платьев, усыпанных бриллиантами, на мне было красивое платье из лёгкой ткани с подсолнухами. Оно было без бретелек и плотно облегало мою грудь и талию, а к низу распускалось плиссированной юбкой, которая доходила мне чуть ниже колен. На моих ногах красовались босоножки, так же усеянные подсолнухами на ремешках, обхватывающих пальцы моих ног. Волосы струились по спине мягкими волнами, но несколько прядей были заплетены в косички и соединены на макушке. Из украшений на мне была всего лишь пара чёрных серёжек, а макияж был лёгким и воздушным, не слишком броским, но достаточным, чтобы подчеркнуть мою естественную красоту.

Стоило мне выйти из гардеробной, как я увидела Сальваторе. Он, как всегда, был одет в костюм, и неотрывно смотрел на меня, пока я спускалась по лестнице и направлялась к нему. Я нервничала под его взглядом и теребила своё платье, пока он не взял мои руки и не поцеловал каждый палец по очереди, прежде чем вывести нас наружу.

Ночь казалась безмятежной и спокойной, вода мягко плескалась вокруг гондолы, а гондольер молча сидел перед нами, не издавая ни звука, чтобы не нарушать нашу беседу. Рядом с нашей гондолой плыла ещё одна, только на ней был скрипач, и он играл такую проникновенную музыку, от которой у меня на глаза наворачивались слёзы. По телу пробегали мурашки, пока я осматривала окружающую нас обстановку широко раскрытыми глазами и улыбкой, которая