Благочестивая одержимость - Энса Ридс

Тот издал пронзительный и мучительный крик, очень похожий на мой, когда Сальваторе вышиб мозги Ланге, но никто, кроме меня, не вздрогнул и не дёрнулся, что бы попытаться оказать ему хоть какую-то помощь. Он пытался вырваться из жёсткой хватки мужчин, но это было бесполезно, и ему пришлось просто стоять и терпеть ужасную боль.

Багровая жидкость хлынула из него, когда Сальваторе вставил нож и распорол ему живот от груди до пупка. Я начала рыдать, не в силах сдвинуться с места от шока. Мои ноги будто приросли к земле, но я не могла отвести взгляд от кровавой сцены. Мужчина кричал о пощаде по-итальянски, из его глаз градом текли слёзы, а изо рта сочилась кровь.

Вдруг Сальваторе протянул ко мне окровавленную руку.

— Подай мне кекс, мышонок… Я думаю, наш друг с удовольствием попробовал бы его… с блёстками и всем остальным, — его голос разносился по воздуху вместе с предсмертными хрипами мужчины. Его лицо превратилось в бледную, измученную болью, полную страха и ужаса физиономию. Я дрожала до такой степени, что кексы на подносе, который я держала в руках, падали на пол.

Сальваторе схватил кекс с подноса и засунул его в окровавленный живот мужчины, который уже едва был в сознании. Он уже практически не двигался, а глаза закатились. Я с ужасом и отвращением наблюдала, как Сальваторе запихнул кекс в разорванный живот мужчины, старательно утрамбовывая его как можно глубже. Закончив, Сальваторе отступил назад, с ног до головы покрытый кровью человека, которого он только что выпотрошил у всех на глазах.

Двое мужчин, которые держали его бездыханное тело, позволили ему со стуком упасть на пол. Внезапно ко мне подошли другие мужчины, беря кексы с моего подноса, как будто они всё это время просто ждали, пока Сальваторе закончит, чтобы они смогли попробовать угощение.

Я почувствовала, что земля уходит из-под ног, когда увидела направляющегося ко мне Сальваторе. Его лицо было испачкано кровью, а в окровавленных руках он держал клинок. Я отшатнулась назад, уронив поднос, и упала, ударившись головой о пол, потеряв сознание. Я приветствовала темноту и молилась, чтобы у меня случилась амнезия и я никогда не вспомнила обо всём, что произошло.

Глава 17

Прикосновения губ, оставляющие невесомые поцелуи по всему моему телу, заставляют меня очнуться от крепкого сна. На мгновение я наслаждаюсь этими нежными прикосновениями. Я никоим образом не против, потому как моё подсознание думает, что это губы моей матери осыпают поцелуями моё лицо, пытаясь разбудить меня. Иногда она так делала — будила меня поцелуями. Но обычно, когда мне было плохо или грустно, она старалась изо всех сил помочь мне почувствовать себя немного лучше, даря мне тысячу поцелуев. Я всегда улыбалась и пыталась оттолкнуть её, но она не отступала. На мгновение эти поцелуи чувствовались именно так. Они ощущались такими же нежными, любящими, как и её. Но затем моя совесть заставила меня осознать, что моей мамы здесь нет и быть не могло.

Было что-то в этих поцелуях, что давало мне понять, что они исходили от человека, которого я ненавидела больше, чем любила — если я вообще любила его. Моя голова была тяжёлой, словно весила тонну, и, ко всему прочему, безумно болела. Боль в голове показалась наименьшей из моих проблем, когда в мозге вспыхнуло осознание, какие именно моменты привели меня к ней. Я не открывала глаза, и воспоминания о пронзительных и испуганных криках взрослого мужчины нахлынули на меня. Запах крови, когда лезвие впилось в кожу мужчины. Как кровь брызнула на лицо Сальваторе и одежду. Как кровь струилась изо рта мужчины, когда он плакал, словно маленький ребёнок.

Вы когда-нибудь слышали, как кричит и плачет взрослый мужчина? Это пугающе. Как эмоции этого человека резко перешли от безразличия к происходящему, до полного ужаса осознания, что у него не было другого выбора, кроме как принять на себя удары клинка. Пока все вокруг стояли и молча наблюдали.

У меня вырвался всхлип, и я зажмурилась, пытаясь выбросить эти образы из головы, но это мне не помогло. Мои глаза распахнулись, и я вскочила, желая убежать от этого монстра как можно дальше. Я встретилась с ним взглядом, пока он не двигаясь сидел рядом со мной. Его лицо не выражало никаких эмоций, и холод взгляда вызвал у меня такой ужас, который просто невозможно выразить словами. Мой желудок скрутило в узел, а сердце подскочило к горлу. Мне казалось, что каждая клеточка в моём теле пыталась убежать от него. Пыталась забыть его прикосновения к моему телу. Я хотела сбросить с себя кожу, чтобы перестать быть той, к которой прикасался человек, способный совершить такое хладнокровное убийство.

— Что ты за человек? — это первое, что я спросила. Моё зрение затуманилось от слёз, и я сжала в руках простынь, обёрнутую вокруг своей груди, молясь, что бы он каким-то образом смог мне объяснить, почему он такой, какой есть. — Что ты за человек? — настойчивее спросила я. Мой голос содрогнулся от ужасных рыданий, когда я осознала, что могу стать его следующей жертвой.

Он даже не дрогнул, казалось, его слова и моя реакция ни коим образом не задели его. Он выглядел так, как будто собирался сказать, что у него были дела поважнее, чем возиться сейчас со мной.

— Как… — я пыталась понять, как такое вообще возможно, чтобы кто-то был настолько далёк от того, чтобы быть… человеком. — Как… как ты можешь просто сидеть здесь и не испытывать ни капли раскаяния… Беспокойства… Страха… Сожаления… Радости… Гнева… Печали… — я заикалась, пытаясь отыскать нужные слова, а слёзы прокладывали дорожку вниз по моим щекам, — или что-нибудь, что-нибудь кроме… — Я указала на него пальцем, всматриваясь в серые глаза, которые абсолютно ничего не выражали. — Что угодно, кроме безразличия, Сальваторе.

Мне хотелось развернуться и убежать от него как можно дальше. Но я не осмеливалась сделать и шага, пока он мне не разрешит. Я чувствовала себя похожей на его людей, которые стояли неподвижно, будто статуи вдоль стен его дома. Мне было страшно моргать без его разрешения. Дышать слишком громко, опасаясь, что это его разозлит или наоборот, дышать слишком тихо. Мне было страшно думать о том, чтобы лишить себя жизни. Мне было страшно думать о нём. Я ходила по минному полю, когда дело касалось его и боялась сделать шаг без его разрешения. Иначе, в конечном итоге, для меня всё могло