Развод: Новая жизнь в 50! - Сур Шамс

*"Мам, нам нужно поговорить. Это важно."*

Сердце сжалось.

В голове тут же закрутились тревожные мысли. Что случилось? Почему так рано? Может, просто что-то срочное, но не страшное? Или наоборот…

Рука машинально сжала телефон крепче.

Глава 31

Сообщение от сына пришло неожиданно, и внутри всё сжалось. Сердце ухнуло куда-то вниз, пальцы невольно сжали телефон. Что-то серьёзное. Что-то важное. Первым порывом было тут же перезвонить, но нет — лучше дождаться, когда сам наберёт. Если это действительно нечто значительное, пусть скажет, как задумал.

Телефон зазвонил. Взяла трубку, и сразу стало понятно: в голосе сына звучало волнение, какое-то приподнятое, чуть сдержанное возбуждение, словно он держит в себе нечто большое, что вот-вот прорвётся наружу.

— Мам, я хочу тебе кое-что сказать.

— Слушаю тебя, сынок.

На мгновение в трубке воцарилась пауза. Не тревожная — скорее, наполненная, как будто он собирался с мыслями перед тем, как сказать что-то очень важное.

— Мы с Катей ждём ребёнка.

Гром среди ясного неба. Будто земля уходит из-под ног, но не от страха, а от чего-то огромного, светлого, захватывающего дух. Сердце рванулось куда-то вверх, а потом рухнуло вниз, утонув в тёплой волне, которая тут же разлилась по всему телу. Мир вдруг стал другим — ярче, насыщеннее, как будто кто-то подкрутил цвета вокруг.

Руки задрожали. В голове зашумело, мысли мешались, натыкались друг на друга, не успевая оформиться в слова. Хотелось сказать что-то важное, но горло сдавило.

— Это… это потрясающе! — наконец-то получилось выдохнуть. — Боже, я… Я так рад за вас!

— Мы хотели сказать тебе лично, — голос друга был мягким, чуть смущённым. — Приедешь на ужин?

— Конечно! Конечно, приеду! — В голосе прозвучало больше эмоций, чем ожидалось, но разве это имело значение?

В груди разливалось тепло, руки чесались обнять их обоих, сказать, как они замечательные, как это прекрасно.

Жизнь вдруг стала чуточку светлее.

*****

В маленьком, уютном ресторанчике пахло свежесваренным кофе и ванилью. За окном лениво падал снег, улицы были залиты мягким светом фонарей. Катя сидела напротив сына, и в её глазах отражалась тёплая лампа над столиком. Щёки чуть порозовели от эмоций, губы дрожали в сдержанной улыбке. Сын держался уверенно, в его голосе звучала решимость, но где-то в глубине пряталось волнение.

Разговор лился легко, словно давно назревшая беседа, которую оба ждали. Много планов, надежд, чуть-чуть тревоги — но больше радости.

— Мы очень хотим, чтобы ты была рядом, — сказал сын, чуть сжимая её руку. В его глазах светилась искренность.

Катя посмотрела на него внимательно, словно старалась запомнить каждую черту его лица, каждую морщинку у глаз.

— Я всегда буду рядом. Всегда. Но это ваша семья, ваша жизнь. Я не стану лезть, не переживай.

Он с благодарностью кивнул. Казалось, ещё одно важное слово — и эмоции хлынут через край.

— Мы знаем, что можем на тебя положиться.

Катя улыбнулась, но внутри всё же что-то тревожно шевельнулось. Как изменится моя жизнь теперь? Как изменится их? Смогу ли я найти своё место в этом новом мире, где сын уже не только мой мальчик, а мужчина со своей семьёй?

Тепло его руки согревало ладонь. И в этом тепле было что-то родное, нерушимое.

После ужина решила прогуляться. Взяла куртку и пошла на улицу. Воздух был немного прохладный, но в то же время такой приятный, что хочется им дышать. Он обвивал, как тёплое прикосновение, и что-то в нём было успокаивающее. Шагая по знакомым улицам, поймала себя на мысли, что не помню, когда в последний раз просто так шла без цели, без нужды куда-то спешить. Вдруг заметила знакомую фигуру вдалеке — Геннадий. Он стоял у входа в парк, как будто специально выбирал это место, чтобы не быть незаметным. Кажется, ждал чего-то. Или кого-то.

Я замедлила шаг и, наконец, подошла ближе. Он взглянул на меня, и по его лицу сразу стало понятно, что это не просто случайная встреча.

— Нам нужно поговорить, — сказал он, и в его голосе была такая напряжённость, что я невольно поёжилась.

— О чём? — спросила я, пытаясь скрыть в голосе свою настороженность. Всё это выглядело как предвестие чего-то серьёзного.

Он сделал шаг вперёд, но замер. Молчит. Словно терзает себя, пытаясь подобрать нужные слова, но что-то не даёт ему их произнести.

— Ты… ты меня слушаешь? — наконец прорвался его голос, чуть более уверенный, но всё равно полон неясной тревоги.

Я просто стояла и смотрела, не зная, что ответить. Почему всегда такие моменты кажутся странными и мучительными?

Геннадий стоял под одиноким фонарём, его фигура вытягивалась на асфальте, словно огромная тень, которая оставалась на земле и не хотела исчезать. Как будто сама тень символизировала нечто неизбежное, что вот-вот должно было произойти, и остановиться было уже невозможно. Сердце сжалось, и в животе закрутило — хотелось повернуться, убежать, скрыться, но любопытство было сильнее. Оно подгоняло его, заставляя шагать вперёд, хотя на самом деле он знал, что каждый шаг — это ещё один шаг в пропасть. Он терзал себя мыслями, что делать дальше. Глаза его были полны тревоги, тревоги за всё, что не могло быть исправлено, за всё, что уже ушло и не вернётся. Но, несмотря на всё, он решился. Руки слегка дрожали, но он не мог остановиться.

— Я знаю, что не имею права просить об этом, — произнёс он, его голос слегка задрожал, как будто каждая буква вырывалась с трудом. — Но мне нужно было увидеть тебя. Просто… в последний раз.

Тишина. Потом, как удар грома, её ответ — резкий, сдержанный, словно барьер, который она выстроила вокруг себя.

— Зачем?

Её слова звучали так, как будто она была готова отгородиться, закрыть дверь, убежать, спрятаться от этого момента. Он почувствовал, как от её взгляда ему становилось ещё тяжелей. Сердце забилось сильнее.

— Чтобы… чтобы попросить прощения. За всё. — Слова с трудом вырвались из него. В голове всё переворачивалось. Он знал, что ни одно из его слов не сможет вернуть того, что было потеряно, но всё равно не мог молчать.

Молчание висело между нами, как туман, который невозможно развеять. Оно не было тяжёлым, но и не лёгким, а скорее таким, что забивает дыхание. Я могла бы сказать что-то резкое, может, даже грубое, отпихнуть его от себя, но что-то сдерживало. Я просто слушала, наблюдала за тем, как его губы двигаются, но звуки от них уже не пробивают ничего внутри. Осталась только тень грусти, такая, как