Горячие руки для Ледяного принца - Рита Морозова

— Нет, — прошептал он. Не мне. Себе. Вселенной. — Не отдам. Не позволю. Ты дала мне жизнь. Теперь я верну ее. Всю. Каждую каплю.

Он закрыл глаза. Собрался. Вдохнул. И вокруг него… взорвалась тишина.

Не звук. Сила. Та же сила абсолютного нуля, что заморозила его врагов, но теперь — направленная внутрь. Не вовне. На меня. Но это не был холод смерти. Это был холод сохранения. Холод криогенной камеры. Холод, останавливающий время для клетки, для ткани, для угасающей жизни.

Я почувствовала, как его сила — нежная, но неумолимая — окутывает меня. Проникает сквозь кожу, сквозь мышцы, сквозь кости. Она не несла исцеления. Она несла паузу. Она замораживала не кровь, а сам процесс умирания. Боль от сломанного ребра, от ударов, от внутреннего опустошения — не исчезла. Она… остановилась. Застыла на одном уровне. Мое слабое дыхание не участилось. Оно просто… зафиксировалось. Каждый вдох — мелкий, поверхностный — стал идентичен предыдущему. Мое сердцебиение, едва уловимое, замедлилось до одного удара в несколько секунд, став ритмичным, как тиканье часов под толстым стеклом. Даже мутнеющее зрение стабилизировалось. Я видела его лицо, склоненное надо мной, с предельной четкостью, как через идеально отполированную линзу льда. Он не воскрешал меня. Он консервировал. Сохранял меня в последнем миге перед пропастью, не давая упасть. Покуда…

— Держись, — его голос прозвучал прямо в моем сознании, минуя уши. Спокойно. Твердо. — Держись за этот свет. За меня. Я найду способ. Я обязан .

Он открыл глаза. Ледяное пламя в них горело с новой силой, но теперь оно было смешано с железной решимостью. Он знал, что сделал. Купил время. Драгоценные минуты, может, часы, в которых не было исцеления, но не было и окончательной смерти. Цена этой паузы была видна в его лице — легкая бледность, едва заметная дрожь в руке, все еще лежащей на моей груди. Удержание такого тонкого, направленного холода требовало невероятной концентрации и сил.

Он осторожно поднял меня на руки. Его движение было плавным, но я почувствовала, как мир качнулся. Он держал меня не как хрупкую драгоценность, а как знамя. Как символ того, ради чего он теперь будет сражаться. Его холодное сияние плотнее обволокло меня, как защитный саван из сияющего мороза. Он поднял голову, и его взгляд, острый и безжалостный, устремился к фигуре, пытавшейся подняться на коленях у подножия обломков. К Торвику.

Герцог Амаранта отчаянно пытался стряхнуть лед, сковывавший его доспехи. Его меч, пылавший зеленым и золотым, был наполовину покрыт инеем, его магия боролась с холодом Кайлена, но проигрывала. Его лицо, искаженное яростью и страхом, встретилось со взглядом Повелителя Льда.

— Тварь… — прошипел Торвик, с трудом поднимая тяжелый меч. Его голос был хриплым от напряжения и холода. — Что ты наделал⁈ Что это за колдовство⁈

Кайлен не ответил словами. Он ответил действием. Легким движением свободной руки — той, что не держала меня — он махнул в сторону ближайшей группы южан, пришедших в себя после шока и пытавшихся окружить его. Не атаковать — страх был сильнее ярости — но просто стоявших на пути.

Ничего не произошло. Ни вспышки, ни удара. Но воздух перед ними сгустился. Визуально. Как будто невидимая, ледяная стена выросла на их пути. Они не замерзли. Они просто… остановились. Как вкопанные. Не могли сделать ни шагу вперед. Их глаза округлились от ужаса, когда они поняли, что их тела больше не слушаются их, скованные невидимой силой холода, исходящей от этого человека-ледника.

— Мое королевство, — голос Кайлена прозвучал над площадью. Тихо. Без повышения тона. Но он резал ледяной тишину, как нож, и был слышен каждому. — Мой народ. Моя… — он взглянул на меня в своих руках, и голос дрогнул, но лишь на миг, — … моя жизнь. Вы пришли с огнем и мечом. Вы принесли смерть и хаос. Вы тронули то, что было дороже собственного дыхания.

Он сделал шаг вперед. Только один. По направлению к Торвику. Ледяные ступени возникали под его ногами и таяли за ним, оставляя сияющий след на замерзшей мостовой. Холодное сияние вокруг него пульсировало, нарастая.

— Теперь, — продолжил Кайлен, и в его голосе зазвучали стальные нотки неоспоримой власти, — вы узнаете, что такое настоящий холод. Не проклятие. Воля. Воля короля Эйридена. Воля… защитить свой дом.

Торвик вскочил на ноги. Страх в его глазах боролся с яростью и амбициями. Он понимал, что столкнулся с чем-то, что ломало все его представления о магии, о войне, о мире.

— Король? — он фыркнул, пытаясь вернуть себе уверенность, поднимая свой частично замороженный, но все еще пылающий магией меч. — Ты — жалкая тень! Ледяной урод! Твоя власть — это власть развалин и трупов! Амарант! Ко мне! Убейте его! Убейте эту тварь и ту девку в его руках!

Его крик подействовал на некоторых. Несколько самых отчаянных или глупых южан, подогретых призывом своего лидера, рванулись вперед. Не к Кайлену — к нему не подступиться — а ко мне. Видимо, решив, что уязвимая цель в его руках — его слабое место.

Ошибка. Роковая.

Кайлен даже не взглянул на них. Он лишь сузил глаза. И на пути атакующих вырос лес. Не деревьев. Ледяных шипов. Острых, как пики, толстых, как столбы, возникших из земли за долю секунды. Они не пронзили нападавших. Они запечатали их. Окружили плотной, непроходимой стеной блестящих, смертоносных кристаллов. Южане вскрикнули, отпрянув, осыпаемые ледяной крошкой. Один, не успевший остановиться, чиркнул плечом о шип — ткань и кожа мгновенно примерзли, и он завизжал от боли и ужаса, пытаясь оторваться, оставляя на остром льду клочья кожи и мясо.

— Последнее предупреждение, — голос Кайлена был холоднее самого льда. Он смотрел только на Торвика. — Сложи оружие. Прикажи своим отступить. Пока я не обратил весь Амарант в ледяное воспоминание.

Торвик задрожал. Не только от холода. От бессильной ярости. От осознания, что его победа, казавшаяся такой близкой, ускользает, превращаясь в кошмар. Его маги — ледяные статуи. Его лучшие воины — заморожены или блокированы. Его собственная мощь дрожит перед этой новой, непостижимой силой. Он посмотрел на меч в своей руке. На пылающие, но слабеющие искры зачарования. На Кайлена, стоящего невозмутимо, держащего на руках мое замершее тело, как символ своей непоколебимости. И в его глазах мелькнуло не решение о капитуляции. Мелькнула безумная азартная ставка.

— Ты силен, ублюдок, — прошипел он, и в его голосе