Малина для мага, или Сорванная любовь - Ольга Ярошинская

— Пусть гордятся, — хмыкнул Эйдан, но все же натянул брюки и пошел за мной следом, рассуждая себе под нос. — Я, если честно, планировал напоить корни дома кровью врага — один из самых мощных ритуалов. В башнях первого круга такое частенько практикуют. А ты их видела — исполины! Наш Сол-Гират по сравнению с ними — саженец. — Он любовно погладил шершавую стену и тут же добавил: — Самый прекрасный и замечательный дом. Активное размножение нравится мне куда больше кровавых ритуалов. Впрочем, одно другому не мешает…

Мы спустились в подвал, и я сплела поисковое заклинание артефактов, которое сорвалось с ладони и стремительно полетело вперед, по коридору, похожему на тоннель, прорытый огромным червем. Я торопливо пошла следом, перешагивая корни, змеящиеся под ногами, и, остановившись в усыпальнице сол Гиров, разочарованно выдохнула.

Конечно, личные предметы, связанные с душами ушедших членов семьи, тоже своего рода артефакты.

— Дом сделал артефакт для Хелии — серебряную сову, — вспомнила я. — Стельки — Лилиан, спицы — Присцилле. Эйдан, а где артефакт для твоей бабушки? Неужели дом, такой щедрый, не подарил ничегошеньки своей любимой хозяйке?

***

Эйдан пожал плечами.

— Я учился в академии последние годы и редко бывал дома, — пояснил он. — А когда приезжал на каникулы, то старался не слишком часто попадаться бабуле на глаза.

— Почему?

— Она не теряла надежды воспитать из меня достойного наследника рода, — хмыкнул Эйдан. — В общем, я даже не знал, что она научилась создавать артефакты. Пока не получил от нее мундир.

— Видимо, этот навык появился у Джиневры в последние годы, — вслух подумала я. — Но, Эйдан, если бы у нее были при себе какие-то личные артефакты, то дом бы их тоже… упокоил?

— Ситуация с похоронами бабули нестандартная, — сказал он. — Обычно тело готовят к погребению. Я не знаю, Малинка. Ты сказала дому убрать все лишнее, и я подозреваю, что он сгреб все подряд и запихнул в одно из подземных хранилищ. Если перебирать там все, это растянется на годы.

В стене, изрытой ячейками, лежали вещи сол Гиров: мечи, книги, ключи… Я вновь взяла брошку-бабочку и приколола на ворот халата.

— Может, Джиневра не откажется поговорить со мной хотя бы во сне, — пояснила я.

Но когда мы поднялись из подвалов Сол-Гирата, Эйдан развязал поясок халата и, неспешно сняв его с моих плеч, сложил так, чтобы бабочки не было видно.

— Это сбивает, — поделился он, целуя мою шею. — Сейчас бабуля явно лишняя.

Его губы ласкали и нежно прикусывали мою кожу, а пальцы выписывали руны на моем теле, и я мысленно согласилась — сейчас точно не до Джиневры.

— Погоди, на диван? — возмутилась, когда Эйдан подхватил меня на руки и уложил на мягкую обивку в цветочек. — Я ведь тебе говорила…

— А я понял, — усмехнулся он, накрывая мои губы своими и прижимаясь ко мне всем телом, так что я чувствовала его горячую кожу, шрамы, рельефные мускулы и магию, его всего… — Малин сол Гир, это ваша прямая обязанность хозяйки дома, — бормотал в перерывах между поцелуями. — Продолжить род. Малинка, я хочу от тебя ребенка…

Эйдан всегда был такой. Все и сразу. Но я не возражала. Я захлебывалась стонами удовольствий, забыв и про дом, и про скверну, и про диван-залетайку. Эйдан любил меня не спеша, изучая мое тело, наблюдая за реакцией, оставляя метки горячих поцелуев на самых чувствительных местах. А потом двигался мучительно медленно, заставляя меня выгибаться навстречу в нетерпеливом порыве. Мир сузился до запаха его кожи, зеленого отблеска глаз, горячего шепота и грохота сердца. Мы узнавали друг друга заново, и этот новый сол Гир, взрослый, чувственный, умелый, возносящий меня на пик страсти снова и снова, нравился мне еще больше.

Позже он накрыл меня халатом, и серебристая бабочка расправила бирюзовые крылья, охраняя наш сон.

А утром, воспользовавшись моментом, когда Эйдан пошел в ванную, я сбежала.

Сол Гир разозлится, конечно. Будет рвать и метать. Но мне приснилась Джиневра. Она сердилась, взмахивала руками, зеленые глаза полнились горькой печалью. Она беззвучно шевелила губами, пытаясь что-то сказать, но нас словно разделяла толща серой холодной воды. В глубине вновь сверкнула серебряная сова Хелии: суровый птичий профиль, чуть приподнятые крылья, как будто сова вот-вот сорвется с трости и улетит, а потом все растаяло как грязный весенний снег.

А дом по-прежнему умирал. Отринув и руны, и ритуалы, я просто вылила максимум своих сил под могучие корни дерева. Сырая подпитка, полный резерв. Эйдан восполнит его при первой возможности.

Выплеснув магию, я запрыгнула в карету и приказала мчать к дому Хелии. Она что-то знает, но почему-то не хочет говорить при Эйдане. Мелькнула сумасшедшая мысль, что он сам все это затеял: кто, как не маг, отслуживший в дозоре, знает о скверне все. Он мог привезти скверну с собой, подсадить ее в дом… Я отогнала глупую мысль. Не мог. Эйдан никогда бы не поступил так с Сол-Гиратом.

Под колесами кареты загремели доски моста, черная вода блеснула внизу.

А я вдруг вспомнила еще один отрывок из сна: Джиневра указывала на запястье, которое охватывал тонкий ремешок часов.

Кажется, она пыталась объяснить, что времени совсем не осталось.

\

Из личной переписки рядового скверного дозора:

«А башни первого круга скверны — это нечто небывалое. Закрывают ветвями небо, и с одного взгляда становится ясно, что на них держится мир.

Ты спрашиваешь, далеко ли я заходил. В основном держимся во втором круге — в скверне считают от наружного. Тут противно, конечно, вечно ходим с ватой в носу, артефактов очистки на всех не хватает. Но жить можно. Только как будто постоянная слякотная осень с туманами и хлябью.

Стоим сейчас на посту в мертвой башне. Привезли черенковых магов, будут пробовать подсадить. И вот что скажу тебе, душа моя: лучше всего быть простым одаренком. На корневых вешают всех собак, гонят аж до пятого круга. Черенковые вечно носятся со своей магией, не знают, куда ее приткнуть. Вся земля поделена, попробуй еще заполучи тот клочок, на котором