Синие бабочки - Джек Тодд

живота все сводит от возбуждения. Боже, как я до этого докатилась? И я беру с небольшого столика, застеленного красной скатертью, еще один стакан холодного пунша. Сладковато-пряный вкус оседает на языке и хоть немного да успокаивает.

Просто не думай о нем, вот и все. Неужели так сложно?

Сложно, очень сложно. И с каждым днем становится все хуже: его зеленые глаза преследуют меня не только наяву, но и во снах. И чем дольше все это длится, тем сложнее перестать думать о нем как о проклятом сумасшедшем. Он ненормальный, и это сводит с ума.

Из плена собственных мыслей меня вырывает незнакомый мужской голос:

– Позволь пригласить тебя на танец?

Когда я поднимаю взгляд, то вижу перед собой старшекурсника в бутылочно-зеленом костюме и затейливо повязанной бабочке. Кажется, мы раньше не пересекались в стенах академии – я не видела его ни в компании старост, ни рядом с Генри Тейлором и его братом. С чего бы ему приглашать меня на танец?

– Я не танцую, – хмыкаю я, покачивая стаканом в руке. – Настроения нет.

– Аппетит приходит во время еды, – улыбается он и протягивает мне ладонь.

Вот и шел бы тогда к фуршетному столу, но нет, топчется вокруг меня и явно чего-то ждет. Смотрит еще так пристально, словно надеется загипнотизировать и заставить принять его руку. Впрочем, стоять в углу и вариться в адском котле мыслей о Риде немногим лучше танцев черт знает с кем. Я же ничего не теряю, правда? Немного отвлекусь, отработаю программу максимум для академии и с чистой совестью вернусь к себе.

Ложиться спать раньше полуночи в Рождество – единственная традиция, которую я забрала с собой из Рокфорда.

– Только один танец, – предупреждаю я, когда принимаю руку парня. – И скажи хоть, как тебя зовут.

– Майкл. Мы иногда пересекаемся перед твоими элективами по истории литературы, но обычно ты настолько задумчивая, что ничего вокруг не замечаешь.

Перед элективами по истории литературы я могу думать только об одном: как бы не поддаться Риду и не наделать глупостей. Кроме меня на дополнительные к нему никто не записан, и еще ни разу он не пытался научить меня чему-то полезному. Профессор Эллиот предпочитает говорить со мной о чем угодно, кроме литературы: о моем прошлом, о крови и о том, в каком восторге он от моих темных глаз. А иногда просто затыкает мне рот.

Боже. К лицу приливает кровь, и я закусываю нижнюю губу, чтобы немного успокоиться. Ноги подрагивают, кажется, еще немного, и оступлюсь – сломаю каблук или проедусь лицом по паркету, а то и оба варианта сразу. То еще будет зрелище.

– Попробуй не думать, если впереди два часа с профессором Эллиотом, – нервно усмехаюсь я, когда мы пробираемся сквозь толпу танцующих студентов.

Майкл кладет ладонь мне на плечо и ведет в спокойном классическом вальсе. Его карие глаза поблескивают в ярком свете стилизованных под канделябры люстр и обмотанных вокруг колонн гирлянд. И что-то с его взглядом не так. Слишком он холодный и мрачный для человека, который подмечал, что перед элективами я не в меру задумчивая.

– Я думал, вы оба проводите это время с пользой, – хмыкает он и кладет вторую руку мне на талию. – Про вас уже давно слухи ходят.

– Не верь всему, о чем болтают в академии.

– Но ты точно ходишь у него в любимчиках, Ванда. Не отрицай. А профессор Эллиот не из тех, кто выделяет студентов за красивые глаза. Как ты это сделала, если не через постель, м?

Вот оно что. Я поджимаю губы и перекладываю его ладонь обратно на плечо, хотя больше всего хочется плюнуть ему в лицо и сбежать. Но вокруг нас слишком много ребят, да и устраивать сцену на всю академию не хочется: тогда обо мне пойдут и другие слухи. Ванда Уильямс – главная скандалистка Белмора, сердцеедка и просто дрянь. Плавали, знаем.

– Только ради этого меня пригласил? – спрашиваю я кисло, но достаточно тихо, чтобы не привлекать к нам лишнего внимания. Пусть со стороны выглядит как простой шепот. Мало ли, о чем шепчутся парочки на балу? – Тогда ты зря потратил время, Майкл.

И в это же мгновение в толпе мелькают до боли знакомые зеленые глаза и светлые волосы. Мы с Ридом встречаемся взглядами, и его не сулит мне ничего хорошего. Потемневший и озлобленный, он смотрит на меня как на загнанную в угол мышь, которая повелась на бесплатный сыр. Поджимает бледные губы и многозначительно качает головой. Но не успеваю я толком рассмотреть его, как Майкл разворачивает меня к себе.

– Не отвлекайся, когда мы разговариваем, хорошо?

– Катись ко всем чертям! – бросаю я куда громче, чем планировала, и выпутываюсь из его цепких объятий.

Я обещала ему всего один танец и не говорила, сколько он продлится. Будем считать, что пары кругов вальса вполне достаточно, тем более что Майкл явно не танцевать собирался. Его подговорил либо Генри, либо кто-нибудь из его дружков, и остается только надеяться, что все это не ради того, чтобы позлить Рида и тем самым насолить мне.

Потому что злить Рида – все равно что совать голову в пасть голодному крокодилу. Откусит и не заметит даже.

Кстати о Риде. Я оборачиваюсь, но его уже не видно среди учеников: ни небрежно уложенных платиновых волос, ни сидящего с иголочки бежевого костюма и темно-зеленого шарфа, который я успела заметить. Как сквозь землю провалился. Однако он точно видел наш танец. Может быть, даже как я нашептывала Майклу гадости. Черт.

Лавируя между кружащимися в танце студентами академии Белмор, я двигаюсь в сторону террасы. В сторону преподавательского стола, расположенного неподалеку от фуршетного, даже не смотрю. Что-то подсказывает мне, что сейчас на глаза Риду лучше не попадаться, иначе все кончится по-настоящему плохо. Но я уже говорила, что я та еще неудачница, правда? Потому что уже спустя мгновение мрачная тень Рида вырастает позади.

Я кожей чувствую, как он прожигает взглядом мою обнаженную спину, и буквально вижу зависший над моей головой топор палача. Его мрачную ауру, должно быть, ощущает каждый в зале.

– Далеко собрались, мисс Уильямс? – В голосе его звучат стальные нотки, он едва заметно вибрирует от раздражения, но я уже научилась распознавать эмоции этого жуткого человека.

И сейчас Рид вне себя, просто хорошо это скрывает.

– Проветриться, – с трудом выдавливаю я в ответ. Дыхание на мгновение останавливается, а вместе с ним и мое сердце. Кажется, еще секунда, и я попросту исчезну, еще и порадовавшись, что так