Синие бабочки - Джек Тодд

– Я вас провожу. В саду сейчас как раз никого нет.

Не удивительно, что ребята болтают о нашей связи. На нас с Ридом смотрит добрая половина зала, а ему будто бы все равно – он бесцеремонно подталкивает меня к высоким стеклянным дверям, и уже спустя пару мгновений мы выходим на свежий воздух. И пусть зимы в Калифорнии теплые, мне все равно зябко в одном платье.

Если бы не мысль о том, что моя жизнь может оборваться прямо здесь и сейчас, я бы сказала, что в саду красиво. За спиной сверкают и переливаются разноцветными огнями окна, дорожка у входа припорошена искусственным снегом, а вокруг цветут ярко-красные цветы и склонили головы густые деревья. Настоящий чудесный сад, не хватает только пары скамеек или беседки. А нет, вон они, виднеются чуть поодаль, в тени очередного дерева.

Нормальные девушки выходят в сад, чтобы насладиться красотой или избранником. Вот Микаэла и ее друг-старшекурсник наверняка вышли бы сюда целоваться. А я? А я гадаю, нет ли у Рида ножа в кармане.

И чем дольше мы шагаем вперед по выложенной камнем узкой дорожке, ведущей в сторону парка, тем ярче ощущение, будто я иду на эшафот. Еще несколько минут, и положу голову на плаху, доверившись своему мрачному палачу. Потому что именно на него Рид и похож сейчас, когда специально держится у меня за спиной и позволяет слышать его тяжелое дыхание. Бежать некуда. Прятаться – тоже.

Да и если я побегу, он все равно меня догонит.

– Скажи мне, дорогая Ванда, – вкрадчиво произносит он, когда мы отходим достаточно далеко от террасы и сворачиваем под тень густой плакучей ивы, – с каких пор тебе нравятся чужие прикосновения?

– Ни с каких. – Я стараюсь, чтобы голос звучал смело и дерзко, но выходит у меня с горем пополам. – Просто хотела немного отвлечься и вернуться к себе. Мне, знаешь ли, даром этот бал не нужен, но ректор требовал присутствия всех студентов.

Немного подумав, я добавляю еще одну фразу, которую явно стоило держать в себе:

– И он наверняка видел, как ты ушел вместе со мной. Так что если решишь меня прикончить, то он сумеет сложить два и два.

Несколько долгих мгновений кажется, будто глупость сошла мне с рук, но в том-то и дело, что всего лишь кажется. Одним резким движением Рид хватает меня за горло и буквально впечатывает в ствол дерева. Ребристая кора неприятно впивается в кожу, а дышать становится практически невозможно. Я вцепляюсь ногтями в его ладонь, стараюсь поцарапать, но ни один мускул на его лице даже не дергается. И отпускать меня Рид не торопится, только криво ухмыляется, а губы его мелко подрагивают от злости.

– Сколько раз повторять, что я не собираюсь тебя убивать, моя милая муза? – шепчет он мне в губы, свободной рукой проводя по щеке. – Но и касаться тебя кому попало я тоже не позволю. Ты должна запомнить, Ванда, что принадлежишь мне, даже если сама еще этого не поняла.

Я стараюсь вдохнуть хоть немного воздуха, чувствую, как начинают гореть легкие, но внизу живота зарождается знакомое тепло. Возбуждение короткой волной пробегает по телу, покалывает кожу. Не верю, что меня заводят такие отвратительные вещи. Не после всего, что мне пришлось пережить. Но горячее дыхание Рида и терпкий аромат его парфюма медленно сводят с ума.

Может быть, танец с Майклом того и стоил. Если Рид не покончит со мной сегодня, то в следующий раз я точно приду к нему сама, как он и предсказывал. Потому что не думать о нем, не представлять его кем-то большим, чем слетевшим с катушек профессором, становится все сложнее.

За эти несколько месяцев он надежно привязал меня к себе, и разорвать эту связь так просто не выйдет. В конце концов, я должна быть благодарна своему спасителю, так ведь? Он сам говорил об этом.

– Я… – С губ срывается лишь один звук, и я захожусь в коротком кашле. Еще немного, и Рид и впрямь меня задушит.

Но как только эта мысль приходит мне в голову, он ослабляет хватку и позволяет вдохнуть прохладный ночной воздух – в нем смешались запахи цветов, свежести и духов Рида. А еще запах его злости, яркими искрами проступающей на дне зеленых глаз.

– Я и не позволяла, – хриплю я, глядя прямо на него. – Не то чтобы у меня был выбор.

– Выбор есть всегда, милая, – ухмыляется он вновь, и ухмылка эта – все равно что подписанный приговор. – И ты немного ошиблась. Но не переживай, я научу тебя делать правильный выбор в любой ситуации. Сегодня, дорогая Ванда, тебе придется научиться слушаться меня, даже когда твой проклятый телефон остается в комнате.

Заметил, значит. Не представляю, сколько сообщений оставил мне Рид за те полтора часа, что я провела на балу, но наверняка много. И как бесился, когда не получил ответа ни на одно из них. Потом заявился на бал, а я кружусь в танце с противным старшекурсником, которому до жути хотелось заехать по лицу. Та еще картина, должно быть.

Но какого черта я вообще к нему прислушиваюсь? Он не хозяин моей жизни, чтобы решать, с кем и когда мне общаться, кому ко мне прикасаться и кому на меня смотреть. Так я думаю. А потом Рид сверкает глазами и отпускает меня: смотрит сверху вниз, почти с любовью обматывая вокруг моей шеи зеленый кашемировый шарф. Тепло обволакивает кожу, и на короткое мгновение мне становится уютно.

Неужели чудовище умеет быть романтичным? И Рид, будто желая уверить меня в этом, склоняется и касается моих губ своими: целует глубоко и горячо, но с удивительной осторожностью и мягкостью. Боже, кажется, я сейчас растаю. И так оно и случается. Я прикрываю глаза и позволяю себе ответить на поцелуй, напрочь забыв, что в раскинувшийся на территории академии сад может заглянуть кто угодно – от студентов до преподавателей, и тогда о нас с Ридом пойдут не только слухи.

Но какая разница? Сейчас мне абсолютно наплевать.

А потом волшебство рушится, как и моя вера в рождественское чудо. Чудовище остается чудовищем, даже если притворяется человеком минуту-другую.

Рид с силой давит мне на макушку и заставляет опуститься перед ним на колени прямо в дорогущем платье. Ноги упираются во влажную от прохлады землю, на ткани наверняка останутся пятна, но взгляд моего чудовища буквально кричит о том,