Скальпель для шейха - Катерина Снежная

Вновь подняла на него затуманенный взгляд, хлопая ресницами. Млея от скользящих прикосновений сильных мужских рук по спине, от растущей охоты. Всё что угодно, лишь бы он не останавливался.

— Сначала похмелье.

Губы мужа накрыли мой рот, и я ответила на поцелуи взахлёб. Изголодалась, жадничая, дрожа от ожидания. Прильнула к нему, закрыв глаза. Ни к месту перед глазами всплыл образ Марса. Кого он целовал в данный момент — было всё равно. Хотелось разрядки, хотелось Марса Блицкрига.

— Обещай, что поедем сегодня.

— Да, — с этими словами сорочка соскользнула на пол. Туда же полетели футболка и шорты с трусами. Скороспелое обещание было тут же забыто и потеряло значение.

И только полчаса спустя, когда я отдышалась и сняла напряжение, взглянула на мужа и ситуацию реальней. Для него важно переехать, иначе бы он не потратил целый день на поездку. И ведь знает, он, скорее всего, получит поддержку от моего отца. Тот никогда не хотел, чтобы я оставалась в Улан-Удэ. Если бы не поддержка Курумканского, давно работала и жила где-нибудь в Иркутске. Я потянулась, разглядывая потолок спальни, зная, что всё равно откажусь, даже если это приведёт к полному и окончательному разрыву. Терять, в общем-то, было нечего.

Спустя час я стояла у шкафа и обдумывала, что надеть в поездку. Дорога в дацан займет четыре часа в одну сторону и столько же назад. Андрей помог восстановить события вчерашнего вечера, и, сидя уже в машине, я размышляла о случившемся. Приятно, когда тебя ценят высоко, но так ли это на самом деле? По словам Тукаева, шейха осмотрели врачи в Лондоне. Их впечатлил уровень мастерства. В это хотелось верить. Можно от всего абстрагироваться и решить: коли другие думают, значит так и есть, но внутренний голос нашептывал: не настолько я хороша. Так не бывает. Вторая же часть натуры шептала: после происшествия в спа-салоне, кто ей докажет, чего бывает и не бывает?

Слова Тукаева успокаивали, и в самом деле, может, я выгодное вложение и опытному глазу виднее, какой из меня выйдет специалист через пять лет. Но сам Тукаев с предложением как кадровик и события в спа-салоне, казавшиеся ничем не связанными, вызывали во мне чувство страха и сопротивление. Не хотелось ничего менять.

Даже если я соглашусь на операцию, в глубине души я знаю, что откажусь от предложения по работе. Андрей будет обижаться, может, даже не будет какое-то время разговаривать.

Делая остановки в положенных местах, мы оставляли подношения в виде монет духу местности, духу дороги, читали мантры, сведя ладони вместе и подносили их ко лбу, а затем продолжали путь. Долго проезжали сёла, любуясь шумящим льдом Байкала. Я поглядывала на мужа, не в силах понять, как я могла думать, что люблю его? Теперь то, что казалось когда-то важным, исчезло.

— Дома. Почти дома, — шептала, отмечая, как ближе к пункту назначения асфальт сменился белым настилом.

Чаще встречались избы с седыми столбами коновязи, обвязанными развевающимися на морозном ветру цветными лентами. Без хуралов в дацане не шумно. Один-два посетителя, не больше десятка в день. Андрей решил ждать в машине. Я прошла гороо, натаптывая заметенный путь, готовясь к встрече, чувствуя, отец знает. Ждет. Когда закончила, поклонилась и зашла в маленький домик возле дацана.

Поклонилась низко, с уважением. Дордже не изменился. Невысокий, с коротким седым волосом в малиновом кашае, перекинутом через плечо. Под ним теплый халат, в руках чётки. Кроткая улыбка при виде дочери.

На столе маленький чайник. Рядом белёная дровяная печь, окошко, вышитые на атласе узоры с мантрами, календари с праздниками и хуралами. В углу стоит домашний алтарь с репродукциями святых лам, учивших отца.

— Мэндэ, басанган (Здравствуй, дочь).

Я молча села на скамью напротив, наблюдая, как отец спокойными движениями разливает чай по пиалам. Молча пили его, наслаждаясь сквозящей между ними гармонией. Затем он, убрав посуду в сторону, положил руки ладонями вверх на колени. Я тоже.

Лама начал читать длинную мантру. Звук вибрировал в его груди, будто в аэродинамической трубе, басовым речитативом бил гудящим дрожанием по ней, пропускал звуки по солнечному сплетению, по энергетическим каналам чакр, пока не обрушился через маленький колокольчик, очистив всё пространство вокруг.

На душе успокоилось. Мир отступил и перестал существовать. Безмятежная умиротворенность окутала, и я открыла глаза, посмотрела на отца.

— Ты знаешь, что такое Сангэ?

— Освобождающее вдохновение, — выбрала буквальный перевод с тибетского.

Отец едва заметно кивнул. Многие утверждали, Лама Дордже Баргузинский, давно достигший просветления, обладает даром ясновидения.

— Еще община, басанган. Собрание учеников или Арья.

Я не совсем понимала, к чему он. Но, видимо, мне нужно было знать. Арья — человек, постигающий пустоту напрямую, не опирается на какие-либо косвенные признаки. Отец сам такой. Поговаривали, он продвинулся в духовных практиках, как никто из живущих ныне. А мои сложности, карма, он не будет осуждать. Всё равно и так жутко стыдно.

— Мне нужен совет.

— Ты о мужчине?

Я кивнула, заметно потеряв душевное равновесие.

— Мне предложили работу, — я говорила сумбурно, волнуясь, надеясь хотя бы на подсказку.

— Твои испытания очень опасны, басанган. А ты продавец Сангэ.

Такое слышать пусть и от приемного отца обидно. Сердце сдавилось тяжестью, кольнуло. Противна сама мысль: отец считает меня не человеком, спасающим чужие жизни, а обыкновенным торгашом.

— Разве ценно только Учение?

— Вы не делаете бесплатно.

Бесплатно не делаем. Мы вообще ничего не делаем без контроля государства. Это противозаконно и неправильно. Да и зарплату никто не отменял, жить тоже на что-то надо. И вообще не ругал он меня, а констатировал факт. И пусть я не всегда понимала смысл сказанного, как показывала жизнь, он потом доходил. Я же приехала за советом, стоит ли ехать в Москву или нет.

— Как будто это помогает изменить мир, — проворчала я, понимая, что веду себя неблагодарно, но всё равно ничего не могла с собой поделать.

Он едва заметно вздохнул, наверное, подумав, что я безнадежна. Губы великого Ламы дрогнули в легкой усмешке.

Запомни, Басалган, достаточно лишь одной молитвы, чтобы что-то узнать.

— Ну да, ну да, хорошо сидеть в стенах дацана и говорить об этом. Я покорно склонилась в поклоне, получила его благословение, поклонилась Янжиме, а затем собралась обратно. Вот и ответ. Можно съездить, но не стоит браться за предложение и переезд.

Отец вышел проводить меня до ворот дацана, неторопливо шагая по мощёной плитке, не обращая внимания на вьющихся под ногами собак, коих при любом дацане водится множество.

— Я вернусь? — обернулась я, решив на всякий случай уточнить.

— Вернёшься, —