Скальпель для шейха - Катерина Снежная

ласкающие движения, словно прибоем окатили знойным, невыносимо горячим желанием. Я отвечала на поцелуй. Пальчиками скользила по его широкой груди, почти невесомо прикасаясь к шее. Затем потянулась, чувствуя, как он приподнимает подол платья.

Собой он прижался ко мне спиной к стене, и ничего не оставалось делать, как раскрыться навстречу, обхватить его торс ногами. Горячие губы Марса сладостно ласкали меня. Руки удерживали, прижимали и гладили.

— Вера, — невыносимо возбуждающе слышать имя, произнесенное им же охрипшим от страсти голосом.

Как сладко. И голову сносит на раз. Пару минут канули в небытие наслаждения от поцелуев.

Марс неожиданно оторвался, тяжело дыша. Теперь я могла оценить всю степень его желания, при том что сама едва ли могла трезво мыслить, опьянённая чувствами. Немного отдышавшись и придя в себя, он сглотнул, а потом отступил. Помог встать на ноги и, не отпуская, налёг всем пылающим телом.

Обнял.

— У нас не должно быть выбора, — его признание окончательно лишило сил.

Было слышно, как тяжело и мощно бьется сердце в его груди. Носом ощущала, как артерия на мужской шее пульсирует, пока Марс сжимает меня до хруста костей. Он приподнял меня, лёгкую как пушинку. Осталось отодвинуть в сторону тонкую преграду кружева трусиков. Едва сдерживаясь, развел мои ноги коленом и коснулся пальцами горячего женского лона. Я ерзала, на самом краю, упираясь затылком в зеркало. Задержала дыхание.

Он замер, а потом отпустил.

— Не хочу разрушать, — мучительно прошептал он, сражаясь с собой и своим желанием, тормозил. — Хочу, чтобы жила.

Он отступил.

Я мгновенно поняла, что ничего не будет. А хотелось продолжать. Не останавливаться. Взгляд упал на кулон в виде шарика. От исступлённых движений тот, спрятанный под платье, выскочил наружу. И теперь поблёскивал золотыми прожилками в полумраке гардеробной. Выражение лица Марса приобрело крайнюю озадаченность. Он протянул руку, прикоснулся, не веря глазам, недоверчиво разглядывая.

— Откуда у тебя это?

— Отец подарил, — теперь и в моём лице отразилось непонимание.

— Ты же понимаешь, что это литфер?

Марс запрокинул голову вверх, закрыл глаза, покачивая носом. Он не мог поверить. В моём взгляде не читалось, что я понимаю, что ношу на шее. Втянул воздух, выдохнул шумно и снова посмотрел. Слишком невинно я вертела кулон в руках.

— На языке спецслужб это пропуск. Тебя ведут.

Я лишь пожала плечами. Марс усмехнулся, приобнял меня и, взяв в пальцы подбородок, заглянул в глаза.

— Ты не так проста, верно?

У меня не нашлось слов. Он иронично улыбнулся, словно ставя мне диагноз.

— Не хочу даже проверять, кто ты такая. Никому, никогда его больше не показывай. Носи так, чтобы никто не видел.

Он глубоко вздохнул и сделал шаг назад. Я, закрыв глаза, признала его правоту. Если мог бы, то не застопорился бы. Он сделал свой выбор только что.

Марс заглянул в меня, остановил взгляд на призывно раскрытых губах, хмельных глазах, в которых читалось: «Выбирай. Я уйду с тобой прямо сейчас, куда скажешь».

И он выбрал, сжал челюсти, одеревенел всей фигурой.

— Хорошего вечера, — отозвался с сожалением, отступил и вышел, быстро садясь на заднее сиденье и закрывая за собой дверь.

Невыносимо тяжело было стоять в Le Gavroche.

Марс понимал, дороги назад не будет. Но протянуть руку и разрушить он не желал. Не мог ни тогда, ни сейчас, лёжа на полу с пробитой грудью.

— Я хотел его убить, — произнёс он хрипло. — Что ещё можно сделать? Тебя этим не спасешь.

Слова вызвали улыбку.

— Знаешь, теперь это уже не имеет никакого значения.

* * *

Мы расстались с ним через две недели, когда были улажены все последние формальности. Ему крупно повезло: пуля прошла на вылет, не задев жизненно важных органов. Ко мне никаких претензий ни у кого не нашлось. Марс помог оформить перевозку тел. Я везла домой два гроба. Дело непростое и очень недешевое.

— Пора прощаться, — в моем голосе звучит сожаление.

Марс смотрит на меня с улыбкой, за которой скрывается секрет. И я каждый раз спрашиваю себя, отпустил бы он меня, если бы не отцовский кулон? Не уверена. Пока я шпионка в его глазах, мне открыты все дороги, кроме его сердца.

— У меня для тебя кое-что есть, — он протянул папку.

Бумажная старомодная папка с какими-то документами. Легкая, очевидно, что ее собирали не вчера. По уголкам заметно, она где-то долго лежала. Скорее всего, в чьем-то сейфе.

— Что это? — пытаюсь открыть.

— Открой в полете, — он придерживает мои пальцы и смотрит с полуулыбкой, в нашем касании полно напряжения и чувственности.

— Это что, чье-то дело? На меня?

— Узнаешь немного попозже.

Я соглашаюсь и больше не тереблю завязки.

— Теперь ты следующий шейх?

Он отрицательно качает головой.

— Тут и без меня есть желающие, — шутит и не шутит одновременно.

Но, вроде бы, у его брата не было официальных наследников. Галиб был единственным. А как известно, в этом мире все наследуют мужчины. И сыновья для них критически важны.

— Спасибо тебе, — кажется, он понимает, но все же ждет пояснений. — Что отпустил тогда.

Легкая усмешка, полная самоиронии и едкости во взгляде.

— Ты сама выбрала свою судьбу.

Верно, я отказалась. Теперь каждый пойдет своей дорогой. Не верилось, что все закончилось так, как оно закончилось.

И все же...

На прощание мы поцеловались. Мне хотелось, и ему тоже. Горько-сладкий поцелуй, за которым столько всего невысказанного и непрожитого.

Я села в самолет, и после взлета и набора высоты, когда все пассажиры немного успокоились, а стюардессы перестали сновать туда-сюда между VIP-персонами, я открыла папку.

Минут десять я не могла оторваться от содержимого, перестав замечать окружение, мир, даже себя. Лучший подарок за всю мою жизнь. Я держала в руках архив справок и выписок моего рождения. Мои руки тряслись от волнения, щеки горели, губы нервно дрожали. Мое дело.

Марс собирал его много лет, пытаясь выяснить, кто я такая. С моих глаз срывались слезы. Теперь я знала, кто я и откуда.

Закрыв документы, я некоторое время приходила в себя, зная, что секрет, угадывающийся в его улыбке при прощании, теперь доступен и мне. Но я вряд ли о нем поделюсь когда-нибудь с кем-нибудь на свете. Есть вещи, о которых могут знать лишь избранные.

А в нашем с ним случае — двое... Он и я.

Конец