Скальпель для шейха - Катерина Снежная

Задышав чаще, краснея от ужасающей догадки, я обшаривала вокруг себя взглядом комнату в поисках того, чем можно нанести удар. Тело мученически покалывало от непрошенных прикосновений, а мышцы живота и между ног сводило от опасения.

— Я видела Марса.

— Ш-ш-ш, — палец оказался на губах, красноречиво повелевал замолкнуть, облизнуть его и пососать как леденец.

Горячая мужская рука ворвалась между складок внизу. Насильно он скользнул пальцами, умело нажимая на клитор с бесполезной силой. Он тешил самое чувствительное место чуть выше. Затем резко раздвинул ноги и вошел в меня, одним движением до упора.

От остроты болезненных чувств я выгнулась дугой. Застонала от боли, мучаясь от бессилия, от сопротивления, смешанного с удушающим содроганием. Не выдержав, расплакалась, захлебываясь от сбивчивого дыхания.

Галиб ритмично и горячо целовал в шею, сам же тяжело дышал, наращивая темп. Затем задергался, ускоряясь.

Я отворачивалась, переживая, как по телу бежит дрожь от его судорог. Блуждала взглядом по комнате, пока не наткнулась взглядом на стек Андрея с лезвием для бумажных поделок. Замерла, перестала сопротивляться. Расслабилась, принимая происходящее. Скотина обильно кончил. Обмяк.

— Хорошая девочка, — прошептал он, видя, как я тихо лежу. — Славная.

Не была я никогда хорошей. Ни разу в жизни.

— Дай мне то, что я хочу, — прошептала я ему сквозь слезы в губы. — Я хочу тоже, понимаешь?

Все жертвы всегда хотят только одного. Еще немного секса и внимания. Но я не жертва. Я погладила Галиба по лицу, вспоминая Полину и Андрея. Ответила на его поцелуй, давая увлечься.

Перевернула его на спину и залезла верхом. Он держал пистолет в правой руке. Подгадав момент, схватила стек и нанесла удар в грудь с хирургической точностью. Вонзила его рядом с сердцем.

Удар вышел сильным. Внезапным.

Галиб выронил оружие, скорчился от боли, но не закричал. С ужасом наблюдал у себя в груди торчащую круглую ручку, сжимаемую хрупкой женской рукой, и расплывающуюся по коже густую кровь.

— Не шевелись! — рявкнула я, сидя на нем, растрепанная, нагая. — Если хоть немного шевельнешься, я поверну влево, и ты умрешь.

Тяжелый, кипучий взгляд обжег меня.

— Медленно разведи руки, — приказала она, ещё не восстановив до конца дыхание и не в силах отделаться от запаха. Настолько сильного, его мужского, что голова кружилась до бешенства.

Он, не спеша, не скрывая ярости, развёл руки. Галиб разглядывал меня со всей свирепостью, на которую был способен. До него, похоже, дошло, что я не шутила. Мужской взор сузился, зрачки расширились, пока он оценивал всё по-новой. Было очевидно, что он не боялся, не паниковал; уголок рта его дёрнулся в язвительной усмешке. Испепеляющий взгляд, полный превосходства, повеления обжигает азартом.

— Хочешь играть? — он покачал головой, выпятив губы. — А не боишься получить ответку? Наверняка тебе хочется ещё. Десять минут, и всё изменится.

Меньше всего думая о случившемся насилии как о чём-то, связанном с сексом, о покойной Полине, муже или ком-то ещё. Меньше всего воспринимающей себя как донора в очереди за смертью, я едва сдерживалась, чтобы не убить его без выяснения ответов на свои вопросы. Нормальный ли он вообще? У человека (человека ли?) стек в груди! Нечеловеческая, хладнокровная реакция на происходящее. А меня ведёт от запаха крови. Будто бы пьянит и возбуждает.

— Я хочу знать, кто ты, — перебила я, чувствуя, как в только что жаркой комнате становится по-настоящему морозно. — Кто? — нажала на стек с усилием.

— Твоё будущее.

— Заткнись и отвечай.

Я дёрнула стек, и Галиб сдержал рвущийся из груди стон, окатил обозлённым взглядом.

— Я убийца, Вера. Я так же, как и ты, хочу жить. Пара-тройка блядей, что с того? Разве бы ты не убила, чтобы выжить? И никогда не убивала?

— Я не такая, как… Я человек.

— А я нет. И что с того? Каждый выживает, как может.

Галиб кивнул на стек у себя в груди, показывая, что я почти убила его. Осталось сделать пару умелых хирургических движений — кому как не мне знать, как можно разрезать человека.

— Ты не такой как я, как люди, — я перешла на шёпот, пытаясь справиться со странным гормональным коктейлем в себе.

— Пусть будет монстр, демон, называй, как удобно.

Мне стало не по себе, от страха захватывало дух. Я словно выныривала из дурмана в нормальное состояние и ныряла обратно.

— Почему я?

— Думаешь, исключительная? — он засмеялся. — А-а-а, вы все так думаете! Все!

От возбуждения голос Галиба приобрёл томительные ноты с ощущением подтекста. Словно он осознал что-то, чего раньше не понимал, и это его возбуждает. Я не могла не чувствовать подрагивающий член, на котором сидела попой. Налитый, крепкий, тот улёгся между ягодиц, выводя из равновесия не меньше слов, не меньше, чем вытекающее семя. Галиб хрипло рассмеялся.

— Неужели ты до сих пор не поняла, насколько мы могущественны? Это наш мир. Куда бы ты ни пошла, ни поехала, ни спряталась — мы найдём. Я ведь найду. Найду и накажу.

— Почему?

— Потому что он мой.

Мужчина резко вскинул руки, я повернула стек в сторону сердца.

— Кто? Твой?

Переворот, прыжок в сторону. Меня била дрожь от ужаса произошедшего, от борьбы. Я сумела задеть сердце, полую вену. Но он вскочил следом, больше беспокоясь о приспущенных штанах, чем о стеке.

— Сдохни же уже, — не сдержалась в отчаянии.

Галиб остановился и упал. Первый порыв — броситься вниз, голышом. Как есть.

— Марс…

Я лихорадочно дышала, не сводя с него обалдевшего, испуганного взгляда.

Не найдя глазами оружие, рукой нащупала первую попавшуюся одежду, натянула на себя, схватила телефон.

— Если выживешь, не ищи, — прошептала с дрожью в голосе, видя странное, восхищённое выражение на его лице. Уголки рта Галиба чуть подрагивали в улыбке. Пальцы понемногу, осторожно, не торопясь вытаскивали стек из залитой кровью груди.

— Он мой...

Больше не стоило его слушать. Как только вытащит, умрёт.

Я, давясь слезами ужаса, торопливо схватив сумку с документами, выбежала из дома.

Вылетела за дверь и рванулась вперёд, тут же была остановлена двумя мужчинами. Одетые в чёрное, большие, раскаченные, они перехватили меня в пороге. Лиц я не видела — те были скрыты масками с прорезями для глаз и рта.

Меня скрутили, обездвижили и, выворачивая руки за спину, блокировали запястья и ноги. Кто-то бесцеремонно засунул кляп в рот. Хлопнули двери обычного на вид почтового фургона жёлтого цвета с красной полосой по бокам, и бросили внутрь.

Машина завелась не сразу. Очевидно, что они заходили в дом: слышались шаги, переговоры, звуки рации. Голоса... Хлопанье дверьми машины. Затем мотор завёлся,