Целительница из Костиндора - Теона Рэй

аромату, это была она, – закипела и стремилась выплеснуться через край. Застиранная занавеска на окне трепыхалась от сквозняка и плавно опустилась, когда Петр шумно захлопнул дверь.

Я вытащила из-под стола колченогий табурет, поставила его к стене и села.

Староста прошаркал из прихожей в кухню, недоуменно посмотрел на меня.

– Запугали тебя бабы, но чтоб ты настолько страх потеряла…

– Петр, – прервала я его, вскинув руку. – Я не на чашку чаю зашла, а поговорить. Собиралась сама по людям походить, помощь, может, кому нужна – детям, разумеется, – да идут они к чертовой бабушке! Ни видеть меня, ни говорить никто не захочет.

– Мне не нужна помощь, если ты за этим.

– Не предлагаю я тебе ничего. – Я не сразу заметила, что обращаюсь к старосте на «ты», как к другу. В другое время со стыда бы сгорела, а сейчас мысль об этом мелькнула и пропала. – После случившегося к тебе люди приходили… Приходили же?

– Ну.

– Жаловались? Просили чего?

– Анка… – Петр глянул на меня с прищуром, усевшись на лавку, что стояла у стола. – Ты к чему клонишь, а?

– Через тебя я помогу им. Снадобий передам или еще что. Мне нужно… – Я вздохнула, прерываясь на полуслове. Незачем сообщать Петру о моих планах покинуть Костиндор. – Расскажи мне обо всем, что случилось после того, как пришли демоны.

– То есть после того, как ты их призвала?

– Не звала я никого! Не веришь? И не нужно, черт с тобой.

В тусклых глазах старика появилась печаль. Он удобнее устроился на лавке закинув ногу на ногу, и уместил на колене сцепленные в замок руки.

– Владимир сгорел, – начал он. – Агафью лошади затоптали… Не живые они, туманные, но затоптали. Демоны, что с них взять. – Петр помолчал и продолжил, едва сдерживая слезы: – Батек Ванькин да сам Ванька померли. Софьюшка…

– Ваню не Безликие убили, – пробормотала я, но осеклась – как будто иная причина смерти умаляет беду.

Петр, к моему облегчению, не услышал меня. Он пребывал в своих мыслях.

– Похоронили мы их вчерась, а Володьку не смогли. Верка не дала. Орала как дикая, кувшин в Меланью запустила, Глафиру покусала. Спрятала она Володьку и сказала: «Тронет кто – убью». Умом тронулась баба, как когда-то и Агафья. Вылечить сможешь?

– Нет. – Я мотнула головой. Одного «нет» достаточно и без объяснений.

– Христина рассказала, что ты ее спасла. Домой к себе принесла, накормила.

– Говорила что-то еще? – Я внутренне напряглась, вспомнив, что девчушка видела Безликих.

– Что ты демонов привечаешь? – ухмыльнулся Петр, и я обмерла. – Отцу сказала да мне. Кузьма запретил ей рассказывать кому-то еще.

– Почему? – осторожно спросила я дрогнувшим голосом.

– Не знаю.

А вот я, кажется, догадывалась. Боится лишний раз меня злить. Другой причины я не видела, а эта была на поверхности. Я даже невольно улыбнулась. Боится – это хорошо. Значит, ждет. Знает, что я приду по его душу. Потому и прячется – иначе почему из дома не выходит? Или выходит, но когда я его точно встретить не могу? Неважно, я приду как раз вовремя, когда он будет готов понести заслуженное наказание и, более того, будет осознавать, за что поплатился.

Бабушка говорила, что мстить нельзя, но она ни черта не понимала в правильной мести.

– Митяй кур лишился. – Петр вырвал меня из размышлений. – Подохли все. У кого свиньи были, тоже померли, кроме Матрениных. Хоть с этим ей повезло. Бедная она, бедная: и мужа, и дочь, и внука в один день…

– Собаки, коты пострадали? Скотина, может, у кого больна?

– Здоровы все, кто не подох. Щепка моя лапу подвернула, но ничего, пройдет.

– Дети?

– Христинка только, да и та уже бегает. С Зоськой сегодня на озеро пошли вон.

– В общем, все целы, – заключила я и поднялась, хлопнув себя по коленям. – Пойду я, Петр. Спасибо, что не прогнал.

– Прогонишь тебя, как же, – усмехнулся он. – Ворвалась как вихрь. Но если ты снадобий дать можешь, то не откажусь.

– Нет у меня ничего, да и не будет больше. – У порога я обернулась. – Не говори никому, что я приходила. Нет у меня жалости к этим людям, сдохнут – и поделом. Я только про детей узнать хотела, но раз они здоровы, то и пусть.

Я вышла, прикрыла за собой дверь и устало вздохнула. Кажется, чувства чего-то незавершенного больше нет, а значит, пора…

Ворвавшись в дом, я застукала Шерона за приготовлением еды. Перед ним на столе лежали копченый свиной окорок, несколько клубней картофеля, початок кукурузы и луковица. Я опешила настолько, что могла только открыть и закрыть рот и хмыкнуть.

– Все-таки вы едите.

– Нашел в тоннеле под землей, – сказал Шерон, явно не зная, как правильно называется погреб. – Готовить я умею, хоть и нечасто приходится это делать. Не переживай, не отравлю.

– Сложно отравить ведьму в сама не знаю каком поколении.

– В сорок пятом, – донесся до меня голос с топчана. – Ты ведьма в сорок пятом поколении.

– Что ж, тем более, – улыбнулась я. – Лорд, как вы себя чувствуете?

– Твоими усилиями неплохо. Не хочется утопиться от боли, а значит, в жизнь вернулась радость.

Я забрала у Шерона нож и отодвинула его от стола. Сама займусь обедом: демон только говорит, что умеет готовить, а на сковороду первым делом положил кукурузу, причем неочищенную. К тому же кухня мне нужна срочно, и лучше быстрее всех накормить, чтобы до ночи успеть сварить сонное зелье. Именно зелье, не отвар. Один из тех рецептов, которым научила меня бабушка, когда я у нее выпросила.

Копченый окорок я поделила на мелкие кусочки, бросила в котелок. К нему добавила нарезанный брусочками картофель, лук, а кукурузу отложила в сторону. Спустя недолгое время обед был готов и разложен по тарелкам, и я только тогда поняла, насколько голодна.

Что я ела за последние дни? Даже не вспомню. Кажется, что почти ничего. От голода навалилась слабость, тряслись руки. Головокружение и не замечала, пока не села за стол и не положила в рот кусок мяса.

Шерон и Риддл о чем-то негромко переговаривались, а я жевала медленно и наслаждалась каждым кусочком. После