Одно небо над нами - Марта Заозерная

– Пора! Пора! Пора! – Агата смотрит на часы и тут же метаться по комнате начинает.

У неё внутри всё трепещет от радости. Это чувствуется.

Стоило первому снежку припушить город – она ожила. Первые недели по возвращении из Москвы малышка всецело и беспробудно грустила. Как ни крути, она ещё слишком мала, чтоб с легкостью можно было смириться с жестокостью жизни. Не сказать, что я недовольна её победой, естественно нет, но она и так на измене, хочет, но жутко боится предстоящего материнства. А тут такая альтер-реальность. Что бы сейчас было, не забеременей я тогда? Кто знает? Значения это не имеет уже. Теперь же она скачет по дому в ликующем предвкушении. Глаза блестят, щеки горят.

– Сейчас уже привезут. Надо ускориться, – сообщает, вероятнее всего, себе. Потому что я работой занята, а она стаскивает в гостиную всё новые и новые коробки с елочными игрушками. – Лучше все, да, принести? И из них уже выбрать? Сейчас оставшиеся спущу.

Посоветовавшись сама с собой, она вихрем уносится в дальнюю гардеробную. Стёпа на работе задерживается, я пообещала заехать, вдруг пихту доставят до его возвращения.

Поднимаюсь с дивана и иду за ней следом. Орешек, она же Агата, стоит на верхней ступеньке стремянки, пританцовывает и тянется к антресоли, на которой стоят две коробки с елочными украшениями.

– Давай сюда, дитё моё, – беру из её рук поочередно оба короба. – Куда столько малыш?

– Мы со Стёпой огромную заказали, – оставаясь там же, на носочки становится, руки вверх поднимает и, очерчивая в воздухе нечто огромное, разводит их в стороны. – Реально, такая. Самая пушистая из всех, что там только были. Я теперь думаю, вдруг в дверь не войдет.

– Распилим на две половины. Делов-то. Слазь давай, пока не шмякнулась.

– Ну, мама! – возмущается, но при этом послушно спускается. – Какое пилить? Она же кра – си – ва – яяяя! Скоро увидишь сама!

Ещё несколько мешочков, кулечков, коробочек выносит малышка из своей спальни.

– Это новые! – сообщает.

Кто б сомневался.

– Гляди, – открывает одну из коробок, показывая мне частичку отрады своей. Ленточки. Бусики. Мягкие елочные игрушки в виде гномиков и эльфов. – Мы в «Комфортном доме» были, там столько всего. Глаза разбегаются.

– Ты не стала запариваться и выбрала всё?

– Стёпа мне разрешил! Ему тоже понравилось, – ой ли, мальчик, кажется, в сказку попал, где выхода нет.

Дверной замок щёлкает. В квартиру первым заходит Стёпа, за ним, кто бы мог представить, Алексей, затем парни из доставки елочного базара.

Каждый новый год мы ставили елочки, вернее, чаще всего – сосны, небольшие, но несколько, для запаха и праздничного настроения. Основная же красавица – искусственная литая русская ель, в высоту двести пятьдесят сантиметров. До потолка не доставала значительно, но выглядела всегда очень эффектно. Та раскидистая красотка, что сейчас устанавливают, будет повыше.

Как только посторонние люди уходят, Гата зайчиком скачет к пихте. Отламывает одну из иголочек и нюхает, затем замирает на мгновение… а дальше с радостным писком несется распаковывать свои закрома в виде украшений праздничных.

Кто-то может подумать – дитё дитем, какие ей самой дети, я же могу только с чарующей нежностью подумать – «моя». Восприятие зависит исключительно от нашего отношения. Любимым не то, что прощается всё, оно даже не замечается.

Когда она была маленькой, часто болела, лежала на мне горячая, как уголек, дремала, а я любовалась ей и мысленно благодарила за то, что она меня выбрала, за то, что эти мягкие щечки я могу гладить, а не кто-то другой, и плевать что поспать получалось раз в несколько дней.

Заряжает она не только меня, мужчины на неё тоже смотрят, глаза распахнув. Не ожидали. У неё в такие моменты моторчик заводится. Туда-сюда малышка гоняет, примеряет игрушки, что-то вешает, что-то обратно несёт, возвращаясь со следующими.

– Что-то не так… – тянет тихонько. – Не с того начала! Стёп, ты мне поможешь?

Он соглашается, как же иначе. И тут происходит настоящее действо. Не заржать бы от смеха. Агата подхватывает звезду, запрыгивает на диван, с него на Степины плечи. Человечья конструкция выглядит внушительно, но всё равно чуточку ей не хватает чтоб дотянуться до верха. Агату ожидаемо посещает мысля гениальная.

– Даже не думай, – Стёпа за бедра её обеими руками обхватывает, не давая подняться.

– В гардеробной стремянка, – напоминаю напрасно. Она, естественно, и так знает.

– Так не годится, – бурчит. – Не по-новогоднему с лестницей.

Конечно, Стёпа бы встал на нее и за секунду дело сделал. По итогу же, он её под наш с Лёшей хохот поднимает чуть ли не на вытянутых руках. Гата тянет верх дерева на себя, наклоняет и наконец-то взгромождает блестяшку.

– Красота же! – мелкая довольно потирает ручонки, снова оказавшись на плечах избранника своего. – Спасибо, ты самый лучший! – в порыве голову Стёпы обхватывает обеими руками, целует в затылок.

Он немного теряется. Полагаю, что её приступы нежности в моем присутствии парня смущают. Но надо должное отдать, я не видела их даже в губы целующимися.

Гата бережно извлекает из коробочек стеклянные шары, разглаживает пальчиками ленты на сшитых зверушках, словно здороваясь с ними, с улыбкой рассказывает истории появления у нас той или иной игрушки. Они со Стёпой весело делятся историями новогодними. Отчетливо понимаю: решение дать им пожить только вдвоём было верным.

Почти одновременно с Лёшей даём друг другу знак, дескать, давай их оставим одних. Почти незаметно на кухню уходим. Дважды за эти недели мы с ним обедали, будто случайно. Не располагайся рядом с нашим офисом хороший ресторан – один из лучших в городе, я бы не поверила в чудесное стечение обстоятельств. Надо признаться, общаться с ним легко, и можно даже сказать, что приятно, во всяком случае интересно.

– Агата всегда такая? – спрашивает, пока я ему кофе варю.

– Когда не в апатии опустошающей, да.

– Девочка-праздник, – улыбается мягко. – В тебя?

– Вообще нет, – признаюсь сходу. – Я такой никогда не была. Ни в её возрасте, ни раньше, ни позже. Мне самой с собой тяжело. С детства во мне недовольная бабка живёт. «Лена, ты чего негодуешь?», «Лена, что с лицом?». А оно, блин, от природы такое, – смеюсь. – Это досадно, когда твоя мама даже не в курсе. Так что нет, не в меня.

– В папу? – спиной чувствую, как он напрягается.