Фронтовой дневник княжны-попаданки - Валентин Денисов

— Это не важно! — спешит с ответом девушка. — Только бы не сегодня! А там я что-нибудь да придумаю!

— Хорошо, — ума не приложу, что именно она сможет решить. Но главное, чтобы сегодня она была рядом. Только бы сегодня не оставаться ночью одной.

Оставив Марфу Ивановну с ранеными, направляюсь к Серафиму Степановичу. Понятия не имею, что могу ему сказать. Но ведь дежурство Марфы Ивановны может обернуться для меня трагически. Возможно, он войдет в мою ситуацию?

— Серафим Степанович, можно с вами поговорить? — спрашиваю, найдя врача в комнате с медицинскими препаратами. Он перебирает банки, похожие на ту, что я нашла на телеге и подписывает их.

— Анастасия Павловна? — удивляется он. — Что-то еще стряслось?

— Стряслось? — задумавшись, насколько строго ведется здесь учет, не сразу понимаю, о чем он. — Ах, да, стряслось… Я хотела попросить вас изменить свое решение.

— Решение? — хмыкает мужчина. — Вы о том, что я позволил вам проводить операции и никуда о них не сообщаю?

Серафим Степанович поднимает на меня взгляд и смотрит то ли с вызовом, то ли в ожидании правильного ответа. Но в любом случае я понимаю, что последствия неправильного развития беседы может оказаться для меня очень даже плачевным.

— Серафим Степанович, я вам очень благодарна за доверие и возможность реализовать себя, — начинаю издалека. — Но вы же понимаете, что если Марфа Ивановна будет дежурить вместе с сестрой Аглаей, то я останусь одна!

— Выходит, что вы боитесь, что к вам кто-то ворвется, а не за свою подругу? — хмурится мужчина.

— Все мы здесь можем заболеть тифом, независимо от того, общаемся с больными или нет, — сразу поясняю свою позицию. — Не вижу ничего страшного в самом дежурстве. Зато если я останусь ночью одна…

— Кто-то может заинтересоваться вашим дневником, — прекрасно понимает он, о чем я говорю.

— Серафим Степанович, я боюсь, что на этот раз дело закончится не обычным воровством. Я боюсь, что на этот раз меня захотят убить…

— Анастасия Павловна, в наше время смертей так много, что вряд ли кто-то добровольно захочет приносить еще одну, — не соглашается с моим страхом врач. — А что касается дневника… Вы ведь можете оставить его здесь, как я вам уже предлагал.

— А что вы скажете об этом? — не хочу продолжать пустой спор и предъявляю найденную ранее банку из-под мышьяка. — Только не говорите, что она не ваша!

Мужчина подходит и берет банку в руки. Он осматривает ее, нюхает и, судя по реакции, приходит не к лучшему выводу.

— Откуда она у вас, Анастасия Павловна? — его голос звучит встревоженно. Похоже, что эта банка ему действительно знакома.

— Я нашла ее рядом с собой на телеге, — не вижу смысла скрывать правду. — Кто-то хотел избавиться от меня еще тогда…

— Почему же вы молчали об этом? — тревога в голосе врача только растет. — Почему вы сразу не рассказали мне о случившемся?

— В тот момент меня больше интересовал другой вопрос: почему я выжила? — давлю на него, в надежде узнать новую информацию. Почему-то мне кажется, что Серафиму Степановичу известно больше, чем он говорит.

— Подойдите сюда, — хрипит он. — Видите эту отметку? Да, вот здесь. Буква “и”…

— Вижу… — не понимаю, что может означать эта буква. Она вообще кажется мне неуместной и ничего не значащей.

— Эту банку я, отдал одному из солдат… — поясняет врач. — Он сказал, что мышьяк нужен его величеству императору, который, тогда как раз пребывал в нашем лагере.

— И вы не спросили, зачем императору нужен мышьяк?! — удивляюсь, как можно так халатно обращаться с ядами.

— Удивляете вы меня, Анастасия Павловна! — хмыкает Серафим Степанович. — Разве может кто спрашивать у императора подобное? Солдат наверняка и сам ничего не знал. Он только выполнял приказ.

— Но мне от этого легче не становится, — вздыхаю я.

Понимаю, что Серафим Степанович прав. Но ведь из-за него убили настоящую Анастасию Павловну. Хотя сам он об этом так никогда и не узнает.

— М-да… — тихо произносит он, убирая банку в стол. — Дело-то выходит очень скверное. Особенно, если сам император вам зла желает.

— Может и не император вовсе! — не соглашаюсь с ним. — Мог ведь кто-нибудь воспользоваться положением его величества и взять яд в своих целях? Кто-нибудь из приближенных?

— Теоретически, мог, — кивает Серафим Степанович. — Знаете, что, Анастасия Павловна? А давайте-ка я вас лично до дома сегодня провожу. Заодно и прослежу, чтобы по пути не случилось с вами чего.

— А как же Марфа Ивановна? А как же ночь?..

— Марфа Ивановна дежурить будет. Это не обсуждается, — отвечает резко, со злостью. — Нужно у нее все влечение ко мне отбить. А то ненароком слухов напустит, потом перед супругой оправдываться устану. Незачем мне оно. А к вам ночью патруль приставлю. Есть у меня среди офицеров знакомства.

— Спасибо вам, Серафим Степанович! — принимаю его позицию и полностью ее поддерживаю. Да и патрулю очень рада. Спокойнее так будет.

— Моя вина, что плохо вам сделали, — кивает он. — Я и должен все исправить. А вы пока ступайте. В конце дня подойду к вам. Там вместе и пойдем.

— Все равно спасибо! — благодарю и выхожу из помещения.

К сожалению, у меня плохие новости для Марфы Ивановны. Но она сама в этом виновата. А сейчас, похоже, пришел черед всем получать по заслугам.

Глава 47 По пути домой

Принесенной мною информации Марфа Ивановна не обрадовалась. Тем не менее, ей пришлось смириться, и она беспрекословно отправилась домой, чтобы отдохнуть. А я, как и говорил Серафим Степанович, осталась работать в одиночестве.

К сожалению, сестер милосердия действительно становилось все меньше. Одни уехали вместе с армией, другие заболели тифом. Но находились и такие, кто падал духом и спешил вернуться домой.

К моему удивлению, сестер милосердия силой никто не держит. Но и желание оставить армию не приветствуют. Впрочем, это не мои проблемы. Об этом есть кому думать.

У меня же, при работе в одиночестве, только время летит быстрее. И об этом не забывает упомянуть наш врач.

— Ну что, голубушка, все