Несокрушимо - Мелани Харлоу

— Я знаю, — я взяла кружку, чтобы согреть в руках, глядя в стеклянную дверь на террасу. Вдалеке я едва различила, как Генри что-то показывает рукой в небо, а Китон внимательно следит за его жестом.

— Где Уитни? Она хочет горячего шоколада? — спросила Эйприл, устроившись на одном конце дивана.

— Думаю, она поднялась к себе в комнату, — ответила я. — Сейчас схожу спрошу.

На втором этаже я постучала в дверь её спальни.

— Уит? Я сделала горячий шоколад. Спустишься?

— Нет, спасибо.

Я нахмурилась, глядя на закрытую дверь.

— Ты уверена?

— Уверена.

— Ну, чем ты там занимаешься? — я попыталась открыть дверь, но она была заперта.

— Ничем. — Через пару секунд она всё же открыла. Её лицо было густо покрыто макияжем, а выражение было угрюмым. Она выглядела как очень несчастный клоун. — Просто пробую новую палетку.

— Ну, если захочешь спуститься и присоединиться к нам, милости просим. Только умой лицо, пожалуйста.

— Мистер ДеСантис всё ещё здесь?

Я замерла. Было ли в её голосе что-то обвиняющее? Или мне показалось?

— Да. Он и Китон на улице, показывает, как пользоваться телескопом. Хочешь выйти посмотреть?

— Нет, спасибо.

— Ладно. Я скоро зайду пожелать тебе спокойной ночи. Только, пожалуйста, не пачкай постель макияжем.

— Не буду, — ответила она, захлопнув дверь без лишних слов.

Спускаясь вниз, я гадала, не подозревает ли Уитни, что между мной и Генри что-то происходит, или это просто моя паранойя. Всё, что мы делали, — это сидели рядом за столом. Я решила, что, скорее всего, мне просто показалось — наверное, это мои собственные смешанные чувства к тому, что происходит между мной и Генри.

Когда я вернулась в гостиную, Генри и Китон как раз заходили с улицы. Щёки и носы у них покраснели от холода.

— Мама, угадай что! — радостно закричал Китон. — Генри ходит в зал бокса и сказал, что может взять меня с собой!

— Это здорово, дорогой, — улыбнулась я ему.

— Там есть занятия для детей, — добавил Генри, ставя телескоп в угол, чтобы он не упал. — Они выглядят очень увлекательно.

— Я всегда хотел научиться боксировать, но папа говорил, что командные виды спорта лучше, — сказал Китон, глубоко вдохнув. — Я чувствую запах шоколада.

Я рассмеялась.

— Он на столе. Угощайся.

Пока Китон брал кружку с подноса, я повернулась к Генри.

— Ты останешься на горячий шоколад?

Он немного замялся, почесав шею.

— Мне нужно возвращаться.

— Да брось. Ты обязан попробовать горячий шоколад — я сделала его с нуля, — сказала я, подавая ему кружку. Он взял её, и его руки на мгновение коснулись моих.

— Ладно. Но я ненадолго.

Он сел на диван напротив Эйприл, а я села между ними. Китон устроился на другом конце дивана рядом с моей мамой и с энтузиазмом рассказывал о том, что видел в небе. Всё это время Генри выглядел напряжённым, едва притронулся к горячему шоколаду. Если кто-то напрямую к нему обращался, он отвечал, но большую часть времени молчал.

Примерно через десять минут он поставил кружку обратно на поднос и встал.

— Мне правда пора возвращаться. Спасибо ещё раз за ужин.

Я тоже поднялась и отставила кружку.

— Я провожу тебя.

— Это не обязательно, — сказал он.

— Спокойной ночи, Генри, — крикнула моя мама с дивана. Мой отец и Эйприл махнули ему рукой.

— Спокойной ночи, — ответил Генри, обведя всех взглядом. — Увидимся завтра.

Несмотря на его слова, я последовала за ним в прихожую, где мы в тишине начали надевать зимнюю одежду. Один раз наши взгляды встретились, и он покачал головой, словно говоря, что я безнадёжна. Как только мы вышли на улицу, он резко свернул за угол дома и обнял меня, прижимая губы к моим в полумраке. В этом поцелуе смешались облегчение и желание — я немного волновалась, что семейная обстановка сделала его слишком осторожным, что он решил, будто всё это слишком рискованно для его работы, и я того не стою.

Его поцелуй на вкус был, как шоколад, а пах он кожей, зимой и, возможно, немного дубовыми бочками из погреба. Мы стояли почти по колено в снегу, но я бы с радостью избавилась от всей одежды за секунду, лишь бы почувствовать его кожу на своей. Зимние куртки мешали, перчатки раздражали — мы никак не могли приблизиться настолько, чтобы утолить жгучее желание.

— Чёрт, — пробормотал он у моих губ. — Я весь вечер уговаривал себя не делать этого.

— Почему? — спросила я.

— Потому что это неправильно. Твоя семья в двух шагах отсюда. Твой отец — мой босс. А твоя дочь уже что-то подозревает.

— Ты так думаешь?

— Ты слышала, как она задавала мне вопросы? А за столом она точно косилась на меня.

— Ей тринадцать. У неё всегда такое лицо.

— Всё равно, — он взял моё лицо в ладони. — Нам нужно быть осторожными, Сильвия.

— Эйприл знает, — призналась я. — И Фрэнни. А ещё, возможно, догадалась Хлоя.

— Понял, — произнёс он медленно, словно обдумывая услышанное.

— Я не хотела нарушить твоё доверие, — быстро сказала я, — просто я была так взволнована, что не могла никому не рассказать. С Фрэнни я поделилась случайно, но заставила её пообещать, что она ничего не скажет Маку.

— А как узнала Эйприл…

— Она просто догадалась, увидев нас сегодня вечером. А Хлоя, наверное, поняла после того, как поработала с нами.

Он замолчал, его челюсть напряглась.

— Ты злишься? — спросила я. — Прости. Я знаю, мы договаривались не афишировать это.

Он покачал головой.

— Я не злюсь, Сильвия. Просто не хочу, чтобы твоя семья думала, что я тобой пользуюсь.

— Они так не думают, — возразила я. — Мои сёстры рады за меня. Они знают, что я не ребёнок, Генри. Я могу постоять за себя. Это я пришла к тебе, помнишь?

— Но ты сама сказала, что сейчас уязвима. И со стороны это может выглядеть странно.

— Послушай меня, — я положила руки ему на грудь. — Я знаю, что говорила. Но быть с тобой помогает мне становиться сильнее. Это делает меня счастливой. Разве это не только наше дело?

Он выдохнул.

— Хотелось бы так думать. Я рад, что твои сёстры счастливы за тебя, но как насчёт твоих детей? Мне не нравится мысль о том, что нужно лгать им. Я плохо умею притворяться, будто чувствую одно, когда на самом деле чувствую другое. Я бы хотел… чёрт. Я даже не знаю, чего хочу. — Он обнял меня крепче и прижал подбородок к моей макушке. — Я бы хотел, чтобы мы встретились раньше. Или позже. Чтобы всё было по-другому.