Моё пушистое величество, или Новый Год для Властелина - Алиса Чернышова

худу; кто-то впадает в детство и не хочет оттуда выпадать, спасибо большое; кто-то превращается в копию своих родителей, от которых когда-то сбежал, или носит в душе вину за вещи, которые считал правильными в тот момент, или ненавидит слова, которые некогда казались абсолютной правдой… Вариантов много. Сам факт: так называемая дарованная судьбой любовь — это что-то, что имеет очень много сторон. Кому-то с ней везёт, кому-то нет. Как и со всем в этой жизни. Но многие хотели бы попробовать.

Я фыркнул и демонстративно разодрал обивку кресла.

— Хотели бы попробовать? Ну-ну. А знают ли они вообще, о чём говорят? Все эти многочисленные романтики, мечтающие о любви — видели ли они её где-либо, кроме книг? Понимают ли они, что на самом деле ищут? Или, может, они пытаются таким образом решить практические проблемы, успокоить своего внутреннего ребёнка, подтвердить свою значимость, сбежать от одиночества, найти себя, вцепившись в кого-то, почувствовать власть над кем-то, и так далее? А потом вдруг оказывается, что любовь не только не может решить их проблем, но и добавляет их. Потом вдруг оказывается, что все эти сказки о любви были полной чушью. Что тогда?

— Твоё величество…

— Моя ученица совсем молода. Она даже моложе, чем моя мать тогда была. У неё макароны вместо мозгов в том смысле, в котором это можно назвать возрастным, но для своего возраста и круга она не так уж плоха… Однако, она, конечно же, влюблена. И как только всплывает эта её влюблённость, мозг тут же отказывает напрочь.

— Такое со всеми случается. И знаешь, учитывая все твои любовные похождения…

— В этих так называемых похождениях я никогда не терял себя, спасибо большое!

Леди Шийни вдруг рассмеялась.

— Так уж никогда? Потому что я могу припомнить за тобой пару-тройку увлечений, в ходе которых ты чуть не потерял голову в прямом смысле слова… Ладно-ладно, не сверкай на меня глазами. У каждого из нас есть свои моменты, о - которых - нельзя - вспоминать. Не то чтобы ты был уникален в этом вопросе. Но ты прав: любовь — явление, окружённое множеством историй. И не меньшим количеством мнений. При этом, люди как правило повторяют эти самые мнения за другими людьми, перенимают услышанную правду, как свою собственную, и отважно за неё борются, редко подвергая критическому переосмыслению… Либо, как в случае с тобой, возводят свой опыт, приятный или не слишком, в разряд абсолютного знания… И оба метода, как ты понимаешь, имеют очень высокую погрешность.

Я хмыкнул.

— То есть ты сходу можешь вспомнить хоть одну любовную историю, которая хоть отдалённо была бы похожа на сказку? Любовь-судьба без трагического конца? Без ненависти, взаимного слома и предательств? Я вот не помню ни одного случая. Они либо предают друг друга, либо умирают раньше, чем успевают предать… Ну, либо привыкают друг к другу, разделяют общие интересы и цели — что прямо счастливейший из возможных концов.

— Ну, я могу назвать парочку более-менее “сказочных” историй, — вздохнула леди Шийни, — Но понимаю и твою точку зрения. Так называемой “чистой” любви, разумеется, в долгосрочной перспективе быть не может. Люди неизбежно ранят друг друга, и сталкиваются интересами, и ненавидят, и меняются… Однако, повторюсь снова: любовь относится к тем субстанциям, отношения с которыми (и отношения к которым) каждый человек… Не так. Каждый разумный должен выстраивать сам. В рамках паутины вероятностей твоё появление здесь — это тоже судьба твоей подопечной. Она должна встретить того, кто на другом конце нити. А вот то, что она будет делать дальше, уже зависит от неё самой. И от того, как ты её обучишь, конечно.

— Как будто я смогу сделать хоть что-то, если она впадёт в любовное безумие! Эта так называемая “любовь-судьба” разрушит её!

— Мне кажется, всегда можно сделать что-то, — заметила леди Шийни мягко. — И даже если нет… Ну, значит, разрушит. Некоторым людям такое идёт на пользу: они обретают себя, только восстав из обломков. И даже если всё обернётся так, что хуже не придумаешь, это будет не твоя вина, но её судьба в сочетании с её собственным выбором. Я понимаю, насколько для тебя это болезненный вопрос, но… Любовь не лишает воли, Дар-Кан. Туманит разум, вызывает смятение и томление, но… Выбор, который делают люди под её влиянием, всё ещё остаётся выбором.

25

Некоторое время после того, как её слова отзвучали, мы сидели в тишине.

Я думал и вспоминал.

Об одиночестве дворца, которое изредка нарушалось короткими визитами дяди с тётей, играми с Мин-Мин, шёпотом паука Пао-Пао, официального шпиона Королевы, что читал мне сказки по ночам, и вечерами с наставником. О маньяках-родственниках, которые, если бы не Пао-Пао, отравили бы меня уже сто раз…

Я помню, как служанка раскрыла существование Пао-Пао, и мои родственники уничтожили его. Помню, как кричал и плакал, но они сказали только, что Пао-Пао заколдовал меня.

Я помню, как ко мне приставили толпу полоумных кузенов, поощряющих во мне худшее.

Помню, как ко двору прислали Лит-тира… и что мы, с негласного одобрения родственников, делали с ним.

Помню, как, сожрав вместо меня отравленную еду, Мин-Мин год лежала парализованной. Именно тогда, собственно, мы с Лит-тиром начали немного сближаться. Мы тогда плакали вместе у её кровати.

Помню, как отдал приказ о казни наставника.

Помню, как сражался с родственниками и уничтожал их, одного за одним, разного рода интересными способами…

С матерью я познакомился впервые, когда мне было тридцать.

Она явилась мне в сон , чтобы запоздало поздравить с завоеванием Императорского Города, сказать, что гордится мной, и напомнить, что Император должен быть казнён за сделку с Королём Кошмаров или что-то вроде того.

Это было настолько мило с матушкиной стороны, что я тогда основательно сорвался. Много чего натворил, на много ком женился, чего-то там взрывал и завоёвывал, много пил, много убивал — и наворотил бы ещё больше, не отлови меня леди Шийни и не запихни в комнату для просветления головы.

..С отцом я так и не познакомился. Лично, по крайней мере. Хотя, надо отдать ему должное, на связь он вышел раньше матушки. Он присылает зеркального беса каждые десять лет, дабы убедиться, что “отродье всё ещё не подохло”, и выполнить свой отцовский долг. Под “отцовским долгом” он понимает буквально “сбросить мне на голову какой-нибудь очередной артефакт, который поможет мне победить врагов”. Папаша, как вы понимаете,