Благочестивая одержимость - Энса Ридс

чувствуешь, — он сказал это так, словно ему был совершенно безразличен ужин с моей матерью. Ему было абсолютно наплевать на всё, что не приносило ему выгоды, и я сжала челюсть от его слов и тона.

— Ты мог бы хотя бы притвориться, что тебя волнует ужин, — огрызнулась я, убирая руки с его шеи и поднимая голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Он просто наблюдал за мной, без злости или насмешки над моей реакцией.

— И нет, я не настолько больна, чтобы пропускать ужин. Я увижу её всего второй раз с тех пор, как ты… — я поймала себя на том, что не произношу ни слова, потому что, несмотря на мою раздражительность, я знала, какие темы лучше не затрагивать.

Я схватила один из многочисленных халатов, которые были подобраны для меня, и, прикрыв тело, выскочила из ванной и направилась в свою гардеробную, захлопнув за собой дверь. Остановившись на половине пути, я подошла к двери спальни и закричала:

— Кто-нибудь, приведите Анну, чтобы она меня подготовила! Моё терпение на исходе!

Обернувшись, я увидела, что Сальваторе неспеша прогуливается посреди комнаты, с полотенцем, висящим на бёдрах. Он молчал, не сводя с меня глаз.

— Не смотри на меня так, — ворвавшись в гримёрку, я с силой захлопнула дверь.

Я начала расхаживать по комнате, пытаясь понять, почему у меня такое странное настроение. Всего несколько минут назад я хотела только одного: чтобы руки и губы Сальваторе были на мне, чтобы он был глубоко внутри меня и говорил мне, какая я грязная шлюха, а теперь вид его лица вызывал у меня тошноту.

Я начала размахивать руками, испуская разочарованный вздох, когда дверь, наконец, открылась и в комнату вошла взволнованная Анна.

— Где, чёрт возьми, ты была? — огрызнулась я, с раздражением глядя на неё.

— Я… я была занята другими делами, мисс, — нервно заикаясь, пролепетала она, тихонько закрывая за собой дверь и нервно сжимая руки.

Прикрыв глаза руками, я сделала глубокий вдох.

— Прости… — с выдохом сказала я, чувствуя вину за то, что внезапно превратилась в тирана. Я не могла объяснить, почему я вела себя так, слишком эмоционально. Я списала это на смену часовых поясов, и на предложение Сальваторе жениться на мне. Возможно, это депрессия стучится в двери, потому что в последнее время, в моей жизни происходит одно дерьмо.

— Не знаю, что на меня нашло, — продолжала я, проведя рукой по спутанным волосам, которые Сальваторе наматывал на кулак, когда врезался в меня сзади, заставляя смотреть на себя в зеркало.

Взгляд Анны внезапно остановился на бриллианте на моём пальце. Выражение её лица выражало ужас.

— Пожалуйста, скажи мне, что это кольцо ничего не значит, — спросила она напряжённым голосом.

Обхватив руками лицо, я начала отчаянно плакать.

— Я бы хотела… — это всё, что я смогла выдавить, скользя спиной по стене на пол. — Что мне делать, Анна? Я не могу выйти за него замуж.

Анна, похоже, паниковала не меньше меня, её панику можно было распознать по появившимся морщинкам и выражению на её лице, когда она нервно покусывала нижнюю губу. Мысли роились в её голове, и я гадала, не являюсь ли я такой же открытой книгой, как и она.

— О, Боже… — выдохнула она, и начала вышагивать по комнате, запустив руки в волосы, ухватившись за свою униформу.

— Что будем делать, Анна? — спросила я, надеясь, что у неё найдутся ответы на все вопросы, ведь она была спецагентом.

— Это плохо, — раздражённо заявила она, кивнув в мою сторону, — ты понимаешь, насколько всё стало серьёзней? Быть его пленницей — это одно, но быть его… невестой, — она произнесла слово «невеста» так, как будто это было какое-то проклятие, — это кольцо, Нирвана, всё усложняет.

— Я знаю. Я не хочу выходить за него замуж. Помоги мне, — умоляла я.

— Хорошо, я сделаю всё возможное, — она подошла ко мне ближе, — что ты выяснила?

Я рассказала ей обо всём, что произошло с тех пор, как мы покинули Хэдли. Рассказала ей о кексах, которые я испекла, и о мужчине, которого он разрезал, о свидании в кафе в Лос-Анджелесе, о предложении, о его семье и их плане по захвату тюремной системы. Выложила всё, ничего не утаивая, потому что надеялась, что из этой горы информации мы сможем выработать какое-то решение.

— И что теперь? — вопрос сорвался с моих губ.

— Я собираюсь задать тебе вопрос, и я хочу, чтобы ты была со мной максимально откровенна, — сказала она настороженно.

Я нерешительно кивнула, гадая, о чём же она может меня спросить.

— Ладно… хорошо… — сказала она, присев на пол рядом со мной.

— Хочу, чтобы ты знала: то, что я собираюсь тебе сказать, будет точкой невозврата, и может забрать частичку тебя навсегда.

Скажет ли она, что у меня не будет выбора, кроме как остаться с Сальваторе?

Неужели она пришла, чтобы разбить моё сердце?

— Вы с Сальваторе занимались сексом?

Я кивнула, не встречаясь с ней взглядом, и смущаясь своего ответа.

— Нирвана... Я агент, шпионка, и благодаря своей подготовке и, наверное, женской интуиции, я могу различать многие вещи. Я могу заметить, когда у тебя появился прыщ на лице, или, когда мужчина, который раньше заказывал кофе с тремя ложками сахара, вдруг просит мёд.

— Что ты пытаешься сказать, Анна?

Она сделала паузу, прежде чем она прервала зрительный контакт и посмотрела на мой живот.

— Нирвана, ты беременна. И у меня такое чувство, что Сальваторе уже знает об этом и, возможно, пытался заставить тебя забеременеть с самого начала.

Глава 21

Я никогда не думала, что наступит день, когда густой и пряный запах благовоний, которыми пропах дом бабули, будет напоминать мне защитное одеяло, за которое я буду так отчаянно цепляться. Запах благовоний в её доме, который когда-то вызывал у меня сильную головную боль и тошноту, сейчас казался таким родным и домашним. Такое чувство, будто я не могла им надышаться, я готова была окунуться в него с головой. Мне хотелось зарыться в него — завернуть и унести этот запах с собой. Запах, который, был одним из напоминаний о моей беззаботной и весёлой прошлой жизни, которой я жила всего каких-то три месяца назад.

Когда мы сидели за столом, казалось, что прошло три десятилетия, а не три месяца. В комнате царила угнетающая атмосфера, и было ощущение, что люди, сидевшие за столом, были чужими. Я посмотрела на бабушку, на её глаза, длинные ногти, которые, казалось,