Папа, купи мне принца! - Валерия Аристова

Доминик лег рядом с ней на кровать, кутал ее в одеяла, прижимался к ней всем телом, и молился, молился, чтобы она выжила, чтобы она простила его, чтобы... Он простил ей все грехи.

Однажды, выйдя из комнаты Лили на пол часа, он вернулся и застал с ней Сибиллу. Та выглядела неважно, и при виде Доминика побледнела еще больше прежнего.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, подходя ближе.

Сибилла спрятала руки в складках платья.

— Пришла навестить семейство убийцы и изменницы, — сказала она тихо. Голос ее задрожал, но слез на лице не было.

— Она скинула плод, — сказал он, — и потеряла очень много крови, — он указал на ее перебинтованные руки, — она и так страдала, и мы не можем ее судить.

Сибилла рассмеялась. Смех ее казался кощунством у ложа умирающей.

— Она страдала. Да что она сделала-то? Прижила ребенка от моего мужа, а когда узнала, что он убит тобой, скинула плод и порезала вены. И это ты ее убил, как и Себастьяна. А она страдала за дело. И будь она проклята!

В этот момент тело Лили содрогнулось в судороге, она застонала, глаза ее широко раскрылись, а на щеках играл алый румянец. Доминик бросился к жене, сжал ее в объятьях, закричал, чтобы слуги позвали доктора. Но доктор не успел. Лили скончалась у него на руках, под безумный смех Сибиллы и причитания служанок.

Доминик сидел на кровати, сжимая в руках тело жены, и долго не мог поверить, что все закончено. Перед глазами его стояла юная девушка в день их свадьбы, состоявшейся всего год назад, и белое платье ее пеной кружев делало ее похожей на сказочную принцессу.

— Лили! — шептал он, целуя мертвые губы, пока слуги не оттащили его от бездыханного тела, — Лили, не покидай меня, Лили!

Но Лили умерла, и никогда более не раскрыла прекрасных серых глаз. Никогда более не прошептала его имени, и не провела пальцем по линии его носа, как она любила делать, лежа с ним в постели.

Лили умерла, и он тоже умер вместе с ней. И если совсем недавно он торжествовал, кружа ее в танце, счастливый от известия, что он скоро станет отцом, то теперь любимая жена лежала перед ним в гробу, и лицо ее было спокойно и безмятежно.

Сибилла нагнала его сразу после похорон, когда он мечтал только об одном, забиться в угол куда-нибудь подальше, и сидеть там, где его никто не найдет. Ни бесконечные гости с соболезнованиями, ни мать, ни невестка. Он держался из последних сил, сохраняя приличествующее выражение лица, говоря нужные слова, выслушивая все, что хотели сказать ему многочисленные родственники. Лили была похоронена рядом с Себастьяном, и в этом была насмешка судьбы. Он ревновал ее даже к мертвому брату, и ему казалось верхом несправедливости, что их гробы стоят рядом. Ромео и Джульетта. Он должен был оставить их в покое, тогда бы трагедии не произошло. Он должен был промолчать. Но он бегал, размахивал пистолетом, кричал на Лили, угрожал ей разводом. Он...

— Да ты не слышишь меня, — Сибилла тронула его за руку.

Он вздрогнул и вернулся в реальность.

— Ты — убийца, Доминик. Одним словом ты убил троих, даже нерожденное дитя.

Он замер, понимая, что она права. Эта несносная красивая женщина, разделившая его горе и его бремя.

Сибилла тоже остановилась.

— Если ты думаешь, что я прощу тебя, то ты заблуждаешься. Я знаю твою тайну. Я могу опозорить весь твой род, просто пригласив репортеров. Ты же сам им все выложишь, а я помогу.

Глаза ее сверкнули, и он понял, что Сибилла не врет. Его душевное состояние не позволяло ему мыслить логически, он воспринимал все, как в тумане, и слова Сибиллы казались ему полными смысла.

— Теперь Патрик — твой наследник, — Сибилла снова тронула его за плечо, — и даже не думай жениться и наплодить детей.

Мысль о женитьбе была ему противна, поэтому он кивнул, надеясь, что Сибилла от него отстанет.

— Доминик! — она потрясла его, видя, что он снова теряет нить разговора, но на этот раз ей не удалось привести его в чувство. Доминик медленно пошел куда-то, качаясь, как пьяный, хотя, знала Сибилла, он ничего не пил крепче воды.

Спустя два дня он уехал в Париж. Ему не хотелось видеть бледную заплаканную Сибиллу, мачеху, с которой при известии о смерти Себастьяна случился удар, и которая лежала в своей комнате, с трудом говоря и не в состоянии встать на ноги, маленьких сестер, перепуганных и прячущихся от него. Дядя, граф дю Плас, надавал ему пощечин и сообщил, что больше он не имеет права считаться членом семьи.

И не было ни одного человека, кто бы проявил к нему хоть немного сочувствия. Семья вычеркнула его из своего состава. Все смотрели на него с презрением, и старались как можно дальше держаться от него.

Париж встречал его дождем. Первый год после смерти Лили Доминик почти не помнил. Это была череда ресторанов, варьете и девочек из подтанцовки. Он пытался забыться, швырялся деньгами, покупал содержанкам бриллиантовые уборы. Он помнил только яркие огни, вино, безумные танцы, и девушек, чьи лица слились для него в одно лицо.

Вино лилось рекой, а боль не пропадала. Он метался от одной женщины к другой, но бесконечно так продолжаться не могло. Лили не исчезла из его сердца, совесть его была неспокойна, брат и Лили постоянно занимали все его мысли.

Он стал лишним в этом мире, где никто не любил его и не ждал. Холодные сердца, холодные глаза окружали его, жадные руки цеплялись за него, желая денег. Он и сам стал холодным и циничным, он покупал имитацию любви, когда женщины с холодными глазами делали вид, что увлечены им, а не его деньгами. Хищницы и хищники бродили по Парижу, играя в странную игру, меняя деньги на любовь, ища извращенных удовольствий и забытья. Он тоже играл в эту игру, где игроки заливали пустоту вином, изображали веселье, когда хотелось рыдать навзрыд.

…В тот день он долго гулял в парке неподалеку от своего дома. Просто ходил один, смотря, как листья гонит ветер. Пустота его жизни