Папа, купи мне принца! - Валерия Аристова

шофера. Но Патрик неожиданно оказался не только хорошим техником, но и успешным спортсменом нового зарождающегося спорта, и имя его стояло в верхних строчках мировых первенств.

— Надеюсь, сама Сибилла останется в Париже, — сказал он.

Мирабелла села рядом в кресло-качалку, и улыбаясь смотрела на Доминика.

— Какой же ты злой, — сказала он, — Сибилла там одна, а ты даже не хочешь пригласить ее к нам погостить.

— Уж увольте, — он отмахнулся, надеясь, что идея позвать Сибиллу в Америку как обычно покинет Мирабеллу, как только письмо ее будет забыто, — я напишу ей, что с удовольствием приму Патрика на любой угодный им срок.

— Этого вполне достаточно, — успокоила его Мирабелла.

Мирабелла. Доминик смотрел на нее и не мог налюбоваться. Как же ему повезло, что он когда-то согласился жениться на незнакомой женщине, имя которой показалось ему забавным. Мирабелла... Господь сжалился над ним. Простил ли он ему грех братоубийства? Он перевел глаза на сыновей, которые уютно устроились, лежа на собаке и теребя ее рыжие уши. Господь простил его, но у Господа хорошее чувство юмора. Его дети — его боль и страх. Когда-то они подрастут, станут юношами, и... Доминик закрыл глаза, и перед его внутренним взором снова был тот вечер. Вой ветра, дождь, хлеставший его, словно розгами, и испуганное лицо Себастьяна, протягивающего ему руку. Остается совсем чуть-чуть. Лицо Себастьяна искажает судорога, он силится дотянуться до руки брата, когда Доминик вдруг резко распрямляется, отступает и смотрит, как пальцы брата скользят по мокрому камню.

— Доминик! — кричит Себастьян. В глазах его ужас, рот раскрывается, а мокрые волосы липнут ко лбу.

Порыв ветра ударяет Себастьяна прямо в грудь, и Доминик отступает, борясь с ветром. В этот момент пальцы Себастьяна наконец-то теряют опору, он опрокидывается назад, и скрывается в ночной тьме, оставляя после себя только безумный крик. Доминик бросается к амбразуре, смотрит вниз, где Себастьян лежит в воде темной массой.

— Ты снова думаешь о нем? — врывается в его сознание спасительный голос Мирабеллы.

Он вздрогнул, возвращаясь в настоящее.

Когда-то она попросила поклясться его на алтаре, что он не убивал своего брата. Доминик положил руку на Библию и поклялся. Он не пошел против Бога, но пошел против собственной совести.

У Бога хорошее чувство юмора.

Мирабелла встала и подошла к нему, запустила пальцы в его волосы.

— Перестань. Наши сыновья ничем не похожи на вас с братом, — сказала она, проводя рукой по его щеке, — история не повторяется. На тебе нет греха. Поэтому все у нас будет хорошо.

Он обернулся к ней.

— А если бы был? — спросил он, и голос его прозвучал неожиданно хрипло, — ты бы бросила меня?

Глаза их встретились.

— Нет, — проговорила Мирабелла, и почувствовала, как расслабляется его рука, вцепившаяся в ее руку, — нет, Доминик.

Что бы у них не произошло в ту ночь на башне, она никогда не оставит его. Пусть совесть мучает его за неправедную клятву. Но она не позволит прошлому встать между ними.

— Наши дети — совсем другая история, — сказала Мирабелла, сжимая его руку, — каждый человек несет только свой собственный крест.

Сеттер вскочил, раскидав двух наследников герцога де Сен-Савиньон по траве, и понесся по поляне, ожидая, когда мальчики бросятся за ним. Мирабелла рассмеялась.

— Кстати, Доминик, я пришла, чтобы сообщить тебе, что между вами с братом и твоими сыновьями нет ничего общего совсем по другой причине, но ты сбил меня своими разговорами.

Он выжидательно посмотрел на нее.

— У них будет еще один брат. Думаю, что настало время дать ребенку имя Себастьян.

Доминик прижался к ней, не желая показывать ей своих слез, вдруг брызнувших из глаз.

Мирабелла его спасение. И его чудо. Он обнял ее за талию, стараясь сдержать нахлынувшие эмоции. Имя должно обрести совсем другие черты, став именем маленького мальчика, его сына.

— Себастьян, — прошептал он, пробуя на вкус имя, которое не произносил вслух много лет.

Мирабелла улыбнулась.

— Что скажешь? — спросила она.

Он долго молчал. Прошлое, каким бы оно ни было, должно остаться в прошлом. Он обернулся, смотря на детей. Потом перевел взгляд на Мирабеллу. Заулыбался.

— Я скажу, что люблю тебя, Мирабелла.