Свет во тьме - Ноа Хоуп

– Раз тебе так нравится строить из себя недотрогу, – лениво проговорил Ник, его пальцы снова начали медленно, но настойчиво поглаживать внутреннюю сторону моего бедра, вызывая очередную волну мурашек, – хорошо, пусть будет по-твоему. Продолжай думать, что я тебя заставляю, если тебе так легче. А теперь будь хорошей, послушной девочкой и раздвинь для меня свои ножки.

Я отчаянно цеплялась за остатки гордости, как утопающий за соломинку. С губ сорвалось нарочито-презрительное фырканье, хотя под этой маской бушевали противоречивые эмоции: унизительное волнение, которое предательски разливалось по телу, и почти неконтролируемое желание подчиниться ему:

– Ага, разбежалась. – процедила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более язвительно и равнодушно. – Отвали, Ник, мне это больше не интересно!

– Нет, mia cara. – его голос мгновенно стал жёстче. – Ты сделаешь, как я сказал, а потом я получу свою награду. И ты не кончишь, пока я не прикажу.

– И как же, интересно, я должна это сделать? – вырвалось у меня, прежде чем я успела прикусить язык.

Николас довольно, почти хищно усмехнулся, его глаза опасно сузились, превратившись в тёмные щёлочки, в которых плясали недобрые огоньки. Он откинулся назад и наигранно задумался, лениво постукивая указательным пальцем по своему волевому подбородку.

– Хм, как же?.. – протянул он, и эта пауза была хуже любой пытки. А затем, с той же обманчивой мягкостью, добавил: – Ну, например… Ты же не хочешь, чтобы твой любимый братик немного пострадал, если вдруг решишь ослушаться меня, не так ли?

Эта угроза, такая низкая и циничная, всё же заставила сердце неприятно ёкнуть. Не то чтобы я всерьёз поверила, что он причинит вред Алистеру – Ник, при всей его безжалостности и склонности к манипуляциям, вряд ли опустился бы до такого, это было бы слишком грязно, даже для него.

Я чувствовала, что он любит меня, по-своему, яростно и собственнически, и никогда бы не перешёл черту, не изнасиловал бы меня против моей воли. Но сам факт использования Алистера, даже в качестве блефа в нашей изощрённой игре взбесил меня.

Ник знал, что это моя болевая точка, и сейчас просто давал мне «благовидный» предлог сдаться, не теряя лица окончательно. Он понимал мою гордыню, знал, что я не стану просить первой. Этот спектакль с принуждением был для нас обоих способом получить желаемое. И хотя где-то глубоко внутри шевельнулся крошечный червячок беспокойства за Алистера, основной эмоцией был гнев на его манипуляцию и, чего уж греха таить, предвкушение.

Глава 23. Елена

Я смотрела на него, и в моих глазах, должно быть, смешались ярость от его уловки, понимание его тактики и то предательское пламя, которое он так умело разжигал во мне. Губы дрогнули, слова «подлец» и «манипулятор» вертелись на языке, но изо рта вырвался лишь сдавленный стон.

– Ну что, mia cara? – его голос снова стал обманчиво-мягким. Уголки губ всё ещё были изогнуты в этой торжествующей усмешке. – Полагаю, теперь понимаешь, как ты это сделаешь? Или мне нужно быть ещё убедительнее?

Я с трудом сглотнула, чувствуя, как пересохло во рту, но не от страха, а от волнения, которое он так мастерски во мне вызывал.

– Ты… не посмеешь…

– О, поверь мне, Лёля, ещё как посмею. И, можешь не сомневаться, я сделаю это с превеликим удовольствием, если ты продолжишь испытывать моё терпение. Так что давай не будем тратить драгоценное время на эти бессмысленные препирательства. К тому же ты хочешь меня так же отчаянно, как и я тебя.

В его тёмных, почти чёрных глазах не было ни капли сомнения, лишь уверенность в своей абсолютной власти надо мной. Моё тело, которое ещё несколько минут назад я пыталась контролировать, теперь откровенно трепетало от предвкушения и нестерпимого возбуждения.

С показной неохотой, которая, как я надеялась, выглядела достаточно убедительно, я заставила себя подчиниться. Мои ноги медленно раздвинулись, открывая ему доступ к самому сокровенному.

Ник удовлетворённо хмыкнул, и его взгляд потеплел, снова наполнившись тем предвкушающим блеском, который я так хорошо знала.

– Вот так-то лучше, моя девочка, – промурлыкал он, его рука снова, на этот раз уже без всякого сопротивления с моей стороны, скользнула по внутренней стороне бедра, посылая по телу волну мурашек. – Видишь, ты всё можешь, когда захочешь. Или, когда тебя правильно мотивируют. А теперь лежи смирно и наслаждайся.

Он не оставлял места для возражений. Решительно стянул с меня шорты и трусики, бросив их куда-то в сторону. А затем занял позицию между моих ног и закинул их себе на плечи, полностью открывая меня своему взгляду и предстоящим ласкам. И когда его влажный язык впервые коснулся моего самого чувствительного места, по всему телу пробежала острая, почти болезненная волна удовольствия.

Я инстинктивно выгнулась дугой, пальцы судорожно вцепились в ткань простыней, а из горла вырвался сдавленный стон, который я уже не пыталась скрыть. Эта наша дурацкая игра в принуждение, спектакль с угрозами и моим показным сопротивлением – всё это теперь казалось таким смешным и несущественным перед наслаждением.

Его язык двигался с дразнящей медлительностью, обводя, исследуя, а потом вдруг ускорялся, находя именно те нервные окончания, которые заставляли меня терять остатки самоконтроля. Напряжение нарастало внутри, скручиваясь в тугую пружину, готовую вот-вот взорваться миллионами искр. Мои бёдра непроизвольно двигались ему навстречу, подмахивая в такт его ласкам.

Где-то на периферии сознания всплыло его условие: «И ты не кончишь, пока я не прикажу».

«Неужели он действительно ожидал, что я смогу остановиться на самом пике?» – этот вопрос, однако, быстро растворились, когда он особенно сильно всосал мой клитор. Сейчас имело значение только его рот на мне, и то, как он мастерски вёл меня к краю пропасти.

Но именно в тот момент, когда я почувствовала, что ещё одно такое движение – и я сорвусь, когда всё моё существо уже было готово взорваться фейерверком, Ник резко отстранился. Холодный воздух коснулся разгорячённой кожи, и я чуть не закричала от разочарования и неудовлетворённости.

– Не смей кончать!

И он продолжил свою жестокую игру. Его язык снова обрушился на меня, но теперь его ласки стали ещё более изощрёнными и мучительными. Он то нежно обводил мой набухший клитор кончиком языка, доводя до сладкой дрожи, то начинал всасывать его с такой силой, что я вскрикивала, вжимаясь пальцами в его волосы, молча умоляя. Затем он переключался, дразня чувствительную кожу вокруг, спускаясь ниже, едва касаясь входа, заставляя меня извиваться и инстинктивно подаваться бёдрами навстречу, отчаянно ища продолжения. Иногда он добавлял пальцы, растягивая, наполняя, но не давая того полного