Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская

его преосвященству Констансу упорства и терпения тоже не занимать. Уже восемь лет длилось противостояние, он все ближе был к заветной мечте - посту главы ордена. Но теперь вся тщательно выверенная интрига рушились, и чтобы хоть как-то спасти ее, епископу, во что бы то ни стало, требовалось остаться в ауберге на время боевых действий, чтобы, постоянно держа руку на пульсе, успеть скомпрометировать командора.

Впрочем, последний разговор с клириком из Святого Георга натолкнул его преосвященство на весьма интересные мысли, заставив задуматься о выборе другой, более высокой цели, чем должность командора ордена. Пока Констанс не мог определиться в своем предпочтении, однако и попытаться усидеть на двух стульях стоящих в разных углах комнаты - задача невыполнимая. Но бросать старые замыслы и хвататься за новые, тоже было не самой лучшей идеей. Поэтому он решил - пока занять выжидательную позицию, но за оставшееся до начала военных действий время постараться приблизится к окружению Святого Престола.

Первым шагом на этом пути являлась сегодняшняя встреча с младшим прокуратором Геласия IX. (Прокуратор - управляющий.) Она была намечена в небольшой капелле на улице 'Третьего Дня Возвещения'.

Его преосвященство Констанс прибыл за четверть часа до назначенного времени, и был этим весьма недоволен. Равномерно распределив злость на послушника и братьев, что несли паланкин, оставшиеся до встречи минуты он заставил гулять их по соседней улице. Положение складывалось двоякое: с одной стороны, звание младший прокуратор на пару позиций ниже, чем епархиальный епископ, с другой - предстоящий разговор очень важен, и опоздать на него - означало проявить неуважение к собеседнику. В идеале, Констанс должен был появиться в четко оговоренное время, не уронив своего достоинства. Поэтому за несоблюдение требуемых условий поплатились Марк и носильщики.

Когда же положенный срок настал, паланкин опустился перед входом в часовню. С лица его преосвященства в миг сошло недовольное выражение, и оно приобрело благостное радушие. Перед дверью он осенил себя знамением, а затем вошел.

Внутри капеллы царил полумрак, слегка разгоняемый горящими свечами. Над алтарем, чуть наклоненный вперед располагался резной, увитый терниями и розами символ Веры - большой крест из торинского дерева. Под ним, ниже, на позолоченной подставке находилась статуя Великомученицы Кудруны, в простых одеждах и покрывалом на склоненной голове.

Едва его преосвященство оказался возле алтаря, как навстречу ему из ризницы вышел худой высокий мужчина, в светло-серой сутане с тонкой алой оторочкой по низу, указывающей на служащего среднего ранга при Святом Престоле. Из-за слегка вытянутой формы головы лицо его имело довольно сухое и, можно даже сказать, строгое выражение. Впечатление дополнительно усиливали впалые щеки и острый подбородок.

- Господь посреди нас, - первым вступил в разговор мужчина, по чину - младший прокуратор.

- Вовеки веков. Аминь, - отозвался Констанс, как будто не замечая, что к нему обратились как к равному, а не вышестоящему по положению. - Благостного дня вам прокуратор, - епископ даже опустил полное титулование собеседника.

Когда было необходимо, он смирял гордыню, позволяя небольшое умаление занимаемого им сана. Впрочем, как только надобность в таком человеке исчезала, епископ моментально вспоминал допущенные в свою сторону выпады, и наносил оскорбившему стремительный удар. Прощать, пусть даже мелкие нападки, в Sanctus Urbs было не в чести.

- И вам того же, - отозвался прокуратор с ленцой в голосе. - Вы чего-то хотели ваше преосвященство?

- Всего лишь короткой встречи ваше преподобие, - поскольку, его наглость начала переходить все мыслимые границы, епископу пришлось указать на степень при помощи титулования, ведь обращение 'преосвященство' находится на две ступени выше 'преподобия'. - Насколько я знаю, в пятницу Папа Геласий IX дает открытый завтрак в честь дня Святого Бенедикта, и мне бы хотелось в этот праздничный день преподнести Его Святейшеству подарок.

- Епископ, - весьма сухо начал прокуратор. - Распределение приглашений на трапезу Его Святейшества находятся вне моей компетенции.

- Ну что ж, жаль, очень жаль! - как-то неожиданно легко согласился Констанс, отчего непроницаемая маска строгого высокомерия, нацепленная на лицо мужчины, потрескалась, и теперь тот выглядел слегка растерянным. - Видимо, мне придется обратиться к младшему прокуратору Эрманериху.

Мужчину перекосило, едва он услышал имя соперника.

- Я постараюсь что-нибудь для вас сделать, - поспешил туманно заметить он.

- Увы, мне необходимо знать наверняка, - твердо произнес его преосвященство, продолжая давить на собеседника. - А если я буду знать точно, то моя благодарность будет иметь вес, и немалый. Надеюсь, вы понимаете меня?

- Я постараюсь сделать все от меня зависящее, но... - прокуратор заметно оживился, но давать полного согласия пока не решался.

- Я буду ОЧЕНЬ благодарен! А вам подобное содействие не доставит неприятностей, - заверил его Констанс, видя, что лишь неуверенность в собственной безопасности удерживает собеседника от безоговорочной капитуляции.

- Хорошо, - наконец решился прокуратор. - Сегодня же вечером у меня будет требуемое приглашение, правда на место за столом вы можете не рассчитывать, будете лишь только как наблюдающий.

- Этого достаточно, - заверил его епископ.

- Тогда необходимо что бы кто-нибудь забрал бумагу у меня прямиком из паласта. После окончания ночной службы, я буду ждать вашего человека у третьего кипариса слева возле входа в парковый лабиринт.

- Замечательно, - его преподобие позволил себе скупую улыбку. - К вам подойдет кто-нибудь из моих братьев, а чтобы вы не ошиблись, скажет: 'Святая Витеге, будь милостива к моему урожаю', - заодно и передаст вам мою благодарность. После чего вы поймете, что сотрудничать со мной одно удовольствие.

На подобное замечание мужчина ничего не ответил, но слегка склонил голову в знак согласия, а затем решил распрощаться.

- Спаси вас Господи.

- И вас, - кивнул ему в ответ Констанс.

Прокуратор развернулся и ушел в ризницу. Епископ постоял еще немного, подняв глаза к Божьему знаку, потом, склонив седую, увенчанную епископской шапочкой, голову подобно Великомученице Кудруне, осенил себя знамением, и вышел на улицу. Едва он оказался за дверями капеллы, как с его лица слетело все благодушие, на скулах заходили желваки, до того крепко он стиснул зубы. Нетерпеливый взмах рукой, и носильщики чуть ли не бегом сорвались с места, поспешив опустить паланкин перед его преподобием.

- Зарвавшийся щенок! - бросил он со злостью, и, выдохнув, добавил. - В ауберг! Живо!

За присутствие на открытом завтраке