Когда она расцветает - Габриэль Сэндс

в ее дверь, но останавливаюсь, подняв кулак в воздухе. Правда в том, что я не знаю, как помочь ей двигаться дальше. Я пытался поговорить с ней, но это ни к чему не привело. Внутри нее что-то разрывает ее, и она не говорит мне, что именно. Я бы хотел, чтобы у нее был еще кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить, но нет никого, кому она доверяла бы настолько, чтобы поделиться подробностями того, что произошло. Я всегда был ее ближайшим доверенным лицом, но теперь, когда она не хочет со мной разговаривать, я не знаю, как вернуть ее прежнюю сущность.

Может быть, как только я позабочусь о Сэл, она сможет поступить в колледж в следующем году. Это подбодрило бы ее.

Я отхожу от ее двери и иду на третий этаж. Моя спальня находится дальше по коридору от того места, где я поселил Валентину. Подойдя ближе к ее комнате, я говорю себе идти дальше, но слышу тихий звук и останавливаюсь.

Я прижимаюсь ухом к дереву. Всхлипывание. Она плачет.

Черт. Теперь у меня под крышей не одна, а две несчастные женщины. Отстраняясь, я зажимаю переносицу.

Может быть, мне следовало быть помягче с ней внизу. Ее запястья выглядели почти содранными, и ей нечем было их обработать.

Я возвращаюсь на кухню и беру аптечку. Я перевяжу ее, а потом выкину из головы, как и обещал.

Когда я вхожу, она свернулась калачиком на кровати, ее длинные черные волосы рассыпались по подушке. Она пытается сесть, когда слышит, как я вхожу, и подтягивает колени к груди. — Почему ты здесь?

Ее нос красный и опухший. Ее глаза блестят и мокрые. В груди появляется боль.

— Я хочу взглянуть на тебя, — говорю я. Я сажусь на край кровати и тянусь к ней, но она отползает от меня. Это заставляет меня хотеть пробить чертову стену. То, что она боится моих прикосновений, стоит на одном уровне с худшими вещами, которые когда-либо случались со мной.

Я показываю ей аптечку. — Позволь мне увидеть твои запястья. Я перевяжу их и уйду.

Она подозрительно изучает коробку, нахмурив брови. Я жду. Наконец, она слегка кивает и протягивает руки.

Злые розовые отметины ужасно смотрятся на ее тонких запястьях. Я достаю антисептическую салфетку и аккуратно промокаю места, где повреждена ее кожа. Их немного, но она шипит при каждом прикосновении. Я прикусываю внутреннюю часть щеки так сильно, что чувствую кровь.

Она позволяет мне перевязывать ее неглубокие раны в тишине, оставляя меня размышлять о своих действиях. Рас прав. У меня нет сил снова допрашивать ее таким образом.

Почему она не хочет возвращаться домой?

Там что-то есть. Кусочек, которого мне не хватает. Секрет, который ей еще предстоит рассказать.

Я заканчиваю завязывать ей бинты и встречаюсь с ее усталым взглядом.

— Все сделано.

Она отводит руки назад, ложится и отворачивается от меня.

— Они чувствуют себя лучше…

— Ты сказал, что уйдешь.

Холодная свирепость ее слов пронзает меня, как острое лезвие. Я заслужил это, не так ли?

Я заправил свою кровать, и теперь я должен лежать в ней.

ГЛАВА 22

ВАЛЕНТИНА

На следующее утро я, не теряя времени, ищу выход из моей новой комнаты. Я не могу сидеть здесь, пока Дамиано решает, что со мной делать. Его горячий и холодный поступок должен быть чем-то вроде игры. Почему еще он обращался со мной как с мусором за ужином, а через несколько часов играл в доктора?

Начну с окна. Когда мой тщательный осмотр не обнаруживает никаких особых проводов, я делаю вывод, что Дамиано солгал мне о том, что его тревожит, и пытаюсь открыть его. Он не пищит, но ручка не двигается, как бы сильно я ее ни дергала. Когда я исчерпала всю силу своих рук, я решила пока оставить их в покое.

Есть телевизор с плоским экраном, но нет пульта, и я не могу найти кнопки на самом экране, чтобы включить его. Я ненадолго подумываю оторвать его от стены и бросить в окно, но это ничего не сделает со стальными прутьями снаружи. Почему он не оставил мне пульт? Может быть, он надеется замучить меня скукой.

Минуты текут медленно. По крайней мере, я предполагаю, что это минуты. Нет часов. Комната стильно оформлена, но здесь буквально ничего нет. Ни одежды, ни книг, ни даже ручки.

Я делаю свои дела в ванной. По крайней мере, есть тонна туалетной бумаги. Я захожу в душ и остаюсь там надолго, пытаясь не поддаться отчаянию, которое кипит на краю моего сознания.

Моя вчерашняя одежда грязная. Я вспотела, что должно быть эквивалентно нескольким ведрам, поэтому я действительно не хочу надевать их обратно. Я мою их доступным куском мыла и вешаю на вешалку для полотенец. Если повезет, я смогу надеть их сегодня позже, а пока я оборачиваю полотенце вокруг себя и возвращаюсь в комнату.

Я провожу много времени, перебирая в уме несколько стратегий побега, но ни одна из них не имеет большого смысла. Если бы у меня был нож или даже ложка, может быть, я бы начала откалывать оконную раму. Сколько времени это займет? Достаточно долго, чтобы Дамиано все-таки решил отправить меня обратно к отцу. Он сказал, что не будет, но я не настолько наивна, чтобы поверить ему. Хотела бы я предложить ему что-то ценное, что-то, что я могла бы обменять на свою свободу, но у него больше евро, чем у меня есть клетки в моем теле, и, несмотря на то что я дочь дона, у меня нет никакой ценной информации для Дамиано. Я уже отдала ему все, что у меня было.

Я слишком рано разыграла свои карты.

В конце концов, у меня начинает болеть голова от всех моих бесплодных интриг, поэтому я прыгаю на изголовье кровати и смотрю в окно. Вблизи блестит море. Даже с таким взглядом, составляющим мне компанию, невероятно быстро подкрадывается скука. Мои веки опускаются все ниже и ниже. Похоже, сон скоро станет моим любимым занятием.

Через некоторое время меня разбудили три стука в дверь. Я скатываюсь с кровати, сжимая полотенце, и подкрадываюсь к двери. — Да?

— Это Мартина. Я принесла тебе завтрак.

Она собирается открыть дверь? Ей необходимо открыть. Другого способа получить еду внутри нет. Может быть, я смогу воспользоваться этим и сбежать. Я прижимаюсь спиной к стене и принимаю готовую стойку, перенося вес на подушечки стоп.

— Я не уверена,