Когда она расцветает - Габриэль Сэндс

— Что ты делаешь?

Он тянется вокруг меня, берет куриное бедро с подноса и начинает его резать.

Я пытаюсь слезть с него. — Я не хочу сидеть на тебе.

— Прекрати извиваться, — говорит он с ворчанием.

Я ценю, что Мартина пытается заступиться за меня, но мне бы хотелось, чтобы она просто встала и сама накормила меня курицей, потому что это намного хуже, чем оставаться голодной.

— Мне не нужно, чтобы ты меня кормил, — шиплю я на Дамиано, но желание спорить покидает меня, когда я чувствую запах цыпленка вблизи.

Я раздвигаю губы, и он вставляет вилку мне в рот.

Черт, это хорошо. Я одобрительно мычу и стараюсь жевать настолько достойно, насколько позволяет мое нынешнее положение. Он все еще смотрит на меня, когда я сглатываю, так что я снова открываю рот, чтобы дать ему понять, что готова к большему.

На губах Дамиано появляется намек на улыбку.

— Значит, ее можно натренировать, — бормочет он, прежде чем накормить меня еще одной порцией.

Я удостоверяюсь, что все съела. Кто знает, когда он собирается кормить меня в следующий раз? Я могла бы также получить столько, сколько я могу, в то время как возможность представилась. Тогда у меня будет достаточно энергии, чтобы сбежать.

Он снова опускает свой темный взгляд на мои губы, и мой пульс учащается. Почему одного его взгляда по-прежнему достаточно, чтобы вывести меня из себя? Что бы ни начиналось, между нами, теперь это определенно закончилось, даже если его пальцы были внутри меня, как будто всего несколько минут назад.

Клянусь, он видит отражение этой мысли в моих глазах, и в ответ те же пальцы сжимают вилку. Его ноздри раздуваются на вдохе. Его длина напрягается на задней части моих бедер и посылает взрыв тепла через меня.

Я уже собираюсь потереться об него, когда вспоминаю, где мы находимся.

Боже. Он мой похититель. Я не могу предаваться необъяснимому физическому влечению, которое испытываю к нему.

Стул скрипит по полу и разрушает чары.

— Я закончила, так что возвращаюсь в свою комнату, — говорит Мартина.

Дамиано вынимает вилку изо рта и с тихим лязгом кладет ее на тарелку.

— Посмотри сегодня вечером несколько программ и пришли мне все, что тебе нравится, хорошо?

Он превратился из хищника в хорошего старшего брата за секунду, и это чертовски дезориентирует.

— Хорошо. Спокойной ночи. — Она неуверенно улыбается мне. — Спокойной ночи, Валентина.

— Ночи, — говорю я.

Она уходит, и тогда мы остаемся только втроем.

— Что теперь? — Я спрашиваю. — Ты подашь мне десерт?

Ладони Дамиано обвивают мою талию. — Нет, если только ты не предлагаешь себя в качестве одного из них.

Мои щеки краснеют от его хриплого голоса. У этого человека нет стыда.

Рас стоит с озадаченным выражением лица.

— Я подожду тебя в твоем кабинете, — говорит он Дамиано.

— Отлично.

Его взгляд не покидает моего лица. Воздух между нами потрескивает от электричества.

Ради моего собственного здравомыслия я должна положить этому конец.

— Я хочу уйти, — говорю я так свирепо, как только могу. — Это… — я наклоняю подбородок к своему телу, — тебе запрещено. Навсегда.

Он отрывает меня от себя с тихим смешком. — Игрушки существуют для того, чтобы с ними играли.

— Я не твоя игрушка, — рявкаю я, когда он снова кладет меня на стул. Я пытаюсь оттолкнуться от него ногами, но все, что у меня получается, это опрокидывание стула. Как только я подумала, что вот-вот разобьюсь головой о деревянный пол, Дамиано удержал меня.

— Пора укладывать тебя на ночь, — говорит он, перекидывая меня через плечо.

Я уже собираюсь умолять его больше не запирать меня в подвале, когда замечаю, что он ведет меня наверх.

— Куда мы идем? — Я спрашиваю.

Он останавливается перед дверью на втором этаже дома и толкает ее ногой. Как только мы оказываемся внутри, он кладет меня на кровать.

Я сижу и оглядываюсь. Похоже, это гостевая спальня, которой давно не пользовались. Кроме кровати есть две тумбочки, столик и стул. Никаких личных вещей. Самое захватывающее во всем этом — большое окно, пока я не осознаю, что снаружи его есть металлическая решетка.

Дамиано движется обратно к двери. — Сигнализация сработает, если ты хотя бы коснешься этого окна. Не заставляй меня отводить тебя обратно вниз.

— Отлично. Как долго ты собираешься держать меня здесь?

Он уходит, не ответив мне, и запирает за собой дверь.

Я подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками. Воздух в комнате совершенно неподвижен. Сквозь стены не слышно ни единого звука, и я остаюсь со своими мыслями, которые составляют мне компанию.

Кажется, старая поговорка верна. Ты никогда не сможешь уйти от мафии.

ГЛАВА 21

ДАМИАНО

Я оставляю Валентину и решаю, что не буду думать о ней, по крайней мере, ближайшие несколько дней. В моей голове формируется план, и мне нужно оставаться сосредоточенным, чтобы убедиться, что он сработает. Каждая из моих мозговых цепей должна работать на сто процентов, а это значит, что я не могу позволить этой женщине отнять у меня хоть каплю внимания.

Рас смотрит на бассейн, когда я вхожу в свой кабинет.

— Оставь свой телефон здесь. Пойдем прогуляемся, — говорю я ему. Некоторые разговоры лучше вести на улице и без каких-либо технологий, чтобы никто не мог их подслушать.

Он делает, как ему сказали, и мы выходим из офиса, проходя мимо бассейна, прежде чем идти по каменной дорожке в сад. Это моя любимая часть огромной собственности, которую я купил несколько лет назад, чтобы стать настоящим домом для Мартины и меня. Она влюбилась в светлую гостиную, как только переступила порог, и я редко отказываюсь от возможностей. сделать ее счастливой.

— Что Валентина тебе сказала? — спрашивает Рас, как только мы подходим к оливковым деревьям. Гравий мягко хрустит под нашими ногами.

— У нас есть необходимое подтверждение. Сэл стоял за этим.

Шаги Раса на мгновение замедляются. — Ты уверен?

— Конте сказал ей, что это чья-то услуга. Причина этого? У Мартины неправильная фамилия.

— Это не окончательно…

— Конте называл ее маленькой мышкой Казалезе. Как вы думаете, откуда он это взял?

Это прозвище Сэла для Мартины. Как только Валентина это сказала, я понял.

Рас ругается. — Он сошел с ума. Похитить ее, чтобы держать тебя на привязи? Он, должно быть, знал, на какой риск пошел, если бы это когда-нибудь стало известно.

— Это был только вопрос времени, когда он сделает что-то подобное, — говорю я. Я должен был знать, что