Когда она расцветает - Габриэль Сэндс

Мои слова ударили по ней сильнее, чем я ожидал, и она начала плакать. Слезы катятся по щеке и падают на рубашку.

Видя ее такой расстроенной, мне хочется умереть.

Она ломает меня, и я знаю, что не могу показать ей это, но в данный момент я не могу сопротивляться. Я прижимаю ее к своей груди. Она сопротивляется мне на мгновение, прежде чем сдаться и зарыдать в мою рубашку.

— Я не могу вернуться. Я не могу, — говорит она между рыданиями. — Пожалуйста, пожалуйста, не делай этого.

Я чертовски смущен. Она ведет себя так, будто моя отправка ее обратно — это смертный приговор, но это неправда. Она дочь капо. Сбежавшая или нет, она ценна для него. Он не собирается причинять ей вред.

Мне нужно понять, что я упускаю.

Когда я провожу рукой по ее позвоночнику, она прижимается лицом к моей груди. Это заставляет меня что-то чувствовать… Черт. Это не что-то сексуальное. Жалость? Беспокойство?

Я отстраняюсь. — Расскажи мне все, что ты знаешь о том, что случилось с Мартиной.

Ее заплаканное лицо заставляет меня ненавидеть себя. — Хорошо. Я скажу тебе, что знаю, но это немного. Но ты должен пообещать мне, что не отправишь меня обратно в Нью-Йорк.

Могу ли я пообещать ей это? Я не знаю. Я понятия не имею, что мне нужно будет делать после того, как она расскажет мне свои секреты, так что сейчас у меня нет другого выбора, кроме как солгать. Ложь дается не так легко, как я ожидаю. Я прочищаю горло. — Если ты дашь мне то, что мне нужно, я не отправлю тебя обратно.

Она смотрит на меня, но мое лицо представляет собой непроницаемую маску. Если она ищет какие-то намеки на то, что я лгу, она их не найдет.

Наконец она всхлипывает и кивает. — В тот день, когда я вернулась домой, у моего мужа была твоя сестра в подвале. Она была в отключке, когда я добралась туда, но пришла в себя довольно быстро. Я спросила его, почему мой отец приказал ему взять ее. Он сказал, что это просто работа. Одолжение. Он сказал, что она родилась с неправильной фамилией.

Свет в комнате тускнеет, когда солнце уходит за горизонт. Я делаю шаг вперед, достаточно близко, чтобы заглянуть ей в глаза. Она не лжет. Черт возьми, она не лжет.

— Неправильная фамилия? — шепчу я. В моем теле гудит напряжение, агрессия вызвана ее намеком и тем, куда он ведет. — Это то, что он сказал?

— Да. Он назвал ее мышонком Казалезе и сказал, что у нее не та фамилия.

Мои глаза расширяются.

— Клянусь, я больше ничего не знаю, — говорит она.

Это не имеет значения. Она дала мне все ответы, которые мне нужны.

Я знаю, кто несет ответственность за похищение моей сестры.

ГЛАВА 20

ВАЛЕНТИНА

Дамиано отходит от меня и смотрит в землю, глубоко задумавшись. Я думала, что той скудной информации, что у меня была, ему вряд ли будет достаточно, но, возможно, я ошиблась. Для него в том, что я сказала, есть скрытый смысл.

Я вытираю влагу с лица, и мой мочевой пузырь пульсирует.

— Мне нужно пописать, — говорю я.

Он втягивает воздух и смотрит на меня задумчивым взглядом. Затем он кивает.

— Ванная через дверь позади тебя, — говорит он. Голос у него странный.

Мои запястья красные. Я начинаю тереть их и замечаю, что Дамиано наблюдает за мной. Он смотрит в сторону. — Иди.

Ему не нужно говорить мне дважды. Я скрываюсь за дверью, запираю ее за собой и осматриваю пространство, опорожняя мочевой пузырь. Дерьмо. Нет никаких окон. Я не особенно надеялась, что есть способ выбраться отсюда, но, тем не менее, мои подозрения подтвердились.

Он узнал мое имя. Я так зла на себя, что хочу кричать. Почему я оставила свой паспорт на таком видном месте? Я могла бы спрятать это лучше.

Нет, наверное, я просто обманываю себя. Если бы мне пришлось гадать, он послал бы Раса искать его, и, если бы Рас не нашел его в моем матрасе, он бы перерыл всю квартиру. Я должна была избавиться от него, когда могла.

Сейчас уже поздно об этом думать. Дамиано знает, кто я, а это значит, что меня найдут в одном телефонном звонке. Мне нужно найти выход отсюда до того, как Дамиано успеет.

Я заканчиваю свои дела и мою руки. Здесь нет зеркала, ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Может быть, я могла бы проявить изобретательность с туалетной бумагой. Я делаю гримасу при этой мысли. Сомневаюсь, что у меня был бы шанс против огромного человека снаружи даже с осколком стекла.

Воспоминание о моем маленьком срыве, когда он сказал, что позвонит папе, вызывает во мне приступ разочарования. Боже, почему я потеряла способность держать себя в руках? Все мамины тренировки действительно были напрасны. Он нашел слабое место, когда я начала орать. Мне нужно держать себя в узде. Чем больше я ему показываю, тем больше боеприпасов он получает.

Когда я выхожу, он ходит по комнате. Я пользуюсь его отвлеченным состоянием и оглядываюсь в поисках выхода, но решетка на окне выглядит исключительно прочной, а рядом с выброшенной веревкой комната пуста.

Внезапно Дамиано останавливается и поворачивается ко мне.

— Иди сюда, — требует он.

Его выражение громоподобно. Ясно, что он до сих пор не стряхнул с себя всю информацию, которую ему открыла моя информация.

Я отхожу в самый дальний от него угол и скрещиваю руки на животе. — Что ты собираешься делать со мной?

Его взгляд темнеет. — Что я говорил тебе о следовании моим приказам?

— Ты обещал, что не отправишь меня обратно, — напоминаю я ему.

— Думаешь, у меня настолько плохая память? — он спрашивает. — Ты пока остаешься здесь. А теперь перестань спорить и иди сюда.

Когда я замираю на месте, он хмурится и подходит ко мне. В руках у него все еще есть веревка.

— Пожалуйста, не вешай меня снова, — умоляю я.

Он тянется к моим рукам, и я кладу их за спину и отступаю назад, пока мои лопатки не упираются в стену.

— Я серьезно. Мои запястья болят.

— Думаешь, меня волнует, что у тебя болит? — Голос у него грубый, но он отказывается смотреть мне в глаза.

Я не уверена, что верю ему.

— Я