Когда она расцветает - Габриэль Сэндс

Он подходит ближе, выстраивая наши тела. Откинув мои волосы набок, он подносит губы к моей обнаженной шее.

— Назови мне свое имя, или, клянусь, я заставлю тебя кричать.

По моему позвоночнику пробегает дрожь.

— Я не боюсь боли, — говорю я, но это звучит неубедительно даже для моих собственных ушей. По правде говоря, я боюсь быть раненной. Увидев весь спектр боли в подвале Лазаро, я думаю, что любой, кто говорит иначе, — лжец.

Если Дамиано начнет врезаться в мою плоть, я не знаю, как долго я смогу держать рот на замке.

Рука приземляется на мой обнаженный живот. Я втягиваю воздух, когда его пальцы начинают водить кругами по моей коже.

Его губы касаются раковины моего уха. — Все, что ты мне говорила, было ложью?

— Не все, — говорю.

— Ты замужняя женщина. Почему ты солгала мне о своей неопытности в постели?

Мое горло сжимается. — Я… я не лгала об этом.

Его движения останавливаются на мгновение. — Твой муж тебя не трахал?

— Он выполнил свой супружеский долг в нашу брачную ночь, вот и все. Как я уже сказала, это не был брак по любви.

— Почему ты решила завязать со мной отношения?

Я выдыхаю. — Потому что ты мне нравился.

Он проводит рукой по моим шортам, пока не оказывается над моей лобковой костью. Тепло циркулирует по моему телу. Кажется, мое тело не уловило нашу нынешнюю ситуацию и все еще реагирует на него таким же нуждающимся образом. Он прижимается ко мне всем телом и позволяет мне почувствовать его стояк на пояснице. — Тебе понравилось, когда я заставил тебя кончить?

Слова рокочут у него в горле.

Я откидываю голову назад, кладя ее ему на грудь. Он смотрит на мою рубашку, и я знаю, что он может видеть очертания моих твердых сосков. — Да.

Он расстегивает пуговицы на моих шортах одну за другой, как будто ведет обратный отсчет. До меня доходит, что только потому, что я солгала ему о многих вещах, не означает, что он лгал мне. Даже у мужчин бывают моменты истины. Что если, несмотря ни на что, он все еще испытывает ко мне привязанность? Что, если он не хочет причинять мне боль?

Его пальцы ныряют в мое нижнее белье и находят мой клитор.

— Если ты не боишься боли, — говорит он так, что становится ясно, что он знает, что я лгу, — тогда чего ты боишься?

Я задыхаюсь с первым кругом, который он делает. — Это интересный метод допроса.

Он щиплет меня указательным и большим пальцами, и удовольствие усиливается скрытой болью. Я кричу. Множество вещей, которые он заставляет меня чувствовать, затуманивают мой разум не совсем неприятным туманом.

Он тыкается носом в мою шею и вызывает щекотливое дрожание кожи. — Скажи мне свое имя.

Он пытается запутать меня. Чтобы сломать меня. Я пытаюсь дергать за веревки, но мои руки онемели из-за того, что я так долго была подвешена. — Нет.

Другая его рука обнимает меня за талию, и он сильно притягивает меня к себе.

— Я думаю, ты мне лжешь, — хрипит он. — Ты можешь не бояться смерти, но ты не хочешь, чтобы это было больно. И, Але. — Он оставляет мой клитор в покое, обеими руками хватает мои шорты и стягивает их до колен. — Я могу причинить боль.

Первый сильный шлепок по моей заднице настолько шокирует, что я не в состоянии подавить вырывающийся визг. — Черт!

Я не вижу его позади себя, но его долгий вздох заставляет меня думать, что ему это нравится. Моя задница горит, а лицо будто превратилось в жидкий огонь. Затем он делает что-то гораздо хуже. Он хватает пульсирующую плоть и разминает ее своими длинными пальцами, словно пытаясь унять боль. Физические ощущения вызывают у меня желание плакать — от удовольствия и от боли. Я прикусываю губу. Это унизительно, и все же глубоко внутри меня формируется томное возбуждение.

— Ты болен, — шепчу я.

Еще один сильный шлепок. Я хнычу.

— Да, — говорит он, снова массируя мою плоть. — Я собираюсь получить удовольствие, делая эту задницу мокрой.

Когда он начинает опускать руку ниже, я пытаюсь отодвинуться, но он кладет одну твердую руку мне на бедра и снова притягивает к себе. Его пальцы находят мой вход, и он издает звук удовлетворения.

— Черт. Разве не хуже, что ты, кажется, наслаждаешься этим? Или это моя сперма, от которой ты все еще мокрая?

Он проталкивается внутрь моей влаги и несколько раз входит и выходит пальцами. Я зажмуриваюсь и пытаюсь умерить удовольствие.

— Я могу сделать тебя своей игрушкой, — говорит он, продолжая двигать пальцами. — Я могу заставить тебя чувствовать любую боль. Может быть, я оставлю тебя висеть здесь на несколько недель, используя тебя по своему усмотрению, пока ты не будешь капать моей спермой из каждой своей дырочки.

Из моего горла вырывается стон. Он тянется вокруг меня и начинает тереть мой клитор левой рукой, в то время как его правая входит и выходит из меня в идеальном ритме. Образы с пляжа мелькают за моими веками. Боже, как хорошо было быть полностью наполненной им.

Музыка снаружи завораживает меня своим очарованием. Я трусь об него своей задницей и чувствую, как он тверд в своих джинсах. Как это возможно, что мы перешли от того нежного момента у океана к этому всего за несколько часов?

— Тебе это нравится? — он спрашивает. — Хочешь быть моей пленной шлюхой? Я заставлю тебя носить мою сперму несколько дней, прежде чем я позволю тебе смыть меня с твоей кожи.

— Дерьмо.

Я слишком далеко зашла на пути к земле обетованной, чтобы анализировать то, что он говорит, и почему это сводит меня с ума. Потребность кончить нарастает до тех пор, пока это не становится единственной значимой вещью во всем мире.

Потом все останавливается. — Скажи мне свое имя.

— Нет, нет, нет, — задыхаюсь я. — Пожалуйста.

Он не позволит мне тереться о его руку. — Имя.

Я стону от разочарования, когда оргазм все дальше и дальше уходит от меня. Но с каждой секундой мой мозг снова включается. — Нет.

Он издает сердитый звук. — Я позволю тебе подумать над этим на ночь.

— Пожалуйста, опусти меня. Мои руки болят.

Он останавливается передо мной. Его глаза горят, и я вижу, что он все еще возбужден, но я знаю лучше, чем думать, что его физическое влечение ко мне заставит его уступить моей просьбе.

— Нет, — говорит он, насмехаясь