Хозяйка медовых угодий - Ри Даль

— Барон Гельмут сливает воду из наших земель в соседнее герцогство. За взятки. Вот счета — золото от тамошнего лорда. Вот письма — договорённости. Каналы перекрыты по его приказу, крестьяне мрут от засухи, поля чахнут. Я нашёл свидетеля — бывшего писца Торина. Он готов подтвердить.

Барон вскочил, лицо его вмиг покраснело.

— Ложь! Это подделки! Кто такой этот Торин? Тот прохиндей, которого я пргнал за воровство?! А вы, граф, — обманщик и предатель! Вместо того чтобы служить королевству верой и правдой, якшаетесь с батрачками!

Он ткнул пальцем в меня. Я сжала кулаки под столом, но Ксавье положил руку на моё плечо.

— Все документы подлинны, — сказал он спокойно. — Печати настоящие. Ваша светлость, проверьте.

Советники взяли бумаги, зашептались между собой. Герцог нахмурился.

— Похоже на правду, Гельмут. Что скажешь?

Барон фыркнул.

— Интриги! Эта девка, Мариса, — она ведьма! Оживила пасеку колдовством, сеет смуту среди крестьян. А Шайна — предательница, сбежала из моего дома!

Шайна задрожала, но я взяла её за руку.

— Не бойся, — прошептала я.

Ксавье кивнул мне, потом достал последнее письмо — от Эйлы.

— Это не всё, ваша светлость. Есть ещё тайна. Письмо Эйлы Селиван, сестры Шайны. Она умерла пять лет назад, но оставила вот это. В нём — признание: Лина, дочь Эйлы, — незаконнорождённая дочь барона Гельмута. Он соблазнил служанку, а потом бросил. Эйла скрыла сей факт, чтобы защитить ребёнка. Но барон знал, судя по всему знал, или догадывался, потому и держал Лину в имении, как рабыню.

Зал замер.

Барон побелел, потом покраснел снова, вены на шее вздулись.

— Ложь! Гнусная клевета! Эта девчонка — не моя! Эйла была шлюхой! Кто знает, от кого она понесла!

Шайна вскочила, глаза горели.

— Замолчи! Эйла была хорошей! Ты её погубил — заставлял работать до изнеможения, а потом... ты! Ты виноват в её смерти!

Герцог стукнул кулаком по столу.

— Довольно! Гельмут, письмо настоящее — почерк, печать. Это позор. Ты не только предатель земель, но и отец, отвергнувший дочь. За сговор с соседями — лишаю тебя трети земель. Пасека — теперь собственность Марисы Орвель. Она оживила её, пусть и владеет. Лина — под моей защитой. Если тронешь её или кого-то из этих людей — ответишь головой.

Барон встал, дрожа от ярости.

— Вы... пожалеете! Мои связи...

— Убирайся, — сказал герцог холодно. — Стража, вывести.

Солдаты схватили барона под руки и вывели из зала. Двери закрылись с грохотом. Тишина повисла, тяжёлая, но облегчающая.

Герцог вздохнул, повернулся к нам.

— Справедливость восторжествовала. Мариса, пасека твоя. Лина — свободна. Ксавье, спасибо, друг.

Я встала, ноги дрожали.

— Спасибо, ваша светлость. Я... не знаю, как отблагодарить.

Ксавье обнял меня.

— Всё кончено. Теперь точно — новая жизнь.

Мы вышли из зала, солнце светило ярко. В комнатах нас ждала Лина — ничего не знающая, играющая с куклой, которую ей подарили слуги. Я обняла её крепко.

— Как всё прошло? — спросила она.

— Всё хорошо, милая, — заверила я, обнимая ещё крепче. — Теперь точно всё хорошо.

—————————————

Дорогие читатели!

С радостью зову вас в свою новинку!

“Учебные хлопоты сударыни-попаданки”

Анна Некрасова — юная воспитанница института благородных девиц, девушка из обедневшего дворянского рода, вынуждена покинуть учёбу и устроиться на работу, чтобы выжить. Судьба приводит её в дом графа Скавронского, и теперь Анне предстоит найти общий язык с его маленькой дочерью. Однако это только начало её истории. Очень скоро сбежавшая графиня решит вернуться к своему брошенному мужу, чтобы отобрать дочь, а заодно и богатство, и новая гувернантка окажется настоящей помехой. Ведь на самом деле вместо скромной Анечки в её теле теперь находится попаданка — наша современница, опытная и сильная женщина, которая не пасует перед трудностями. Жизнь обходилась с ней жестоко, но отныне у неё есть шанс не просто начать всё заново, но и изменить ход истории…

https:// /shrt/AWoq

—————————————

ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!

Глава 45.

После слушания у герцога мы вернулись на пасеку — теперь мою пасеку, по праву и закону. Солнце сияло ярко, как будто радовалось нашей победе. Однако, когда мы подъехали ближе, сердце у меня сжалось от боли.

Погром, устроенный разбойника, и пожар, который они разожгли в ульях, оставили после себя руины: чёрные обгорелые доски, где раньше стояли улья, вытоптанные поля медоносов, где клевер и лаванда были раздавлены. Пчёлы, те, что выжили, кружили беспокойно, их гудение звучало как плач.

Шайна ахнула, прикрыв рот рукой, Лина прижалась ко мне, а Ксавье сжал челюсти, его глаза потемнели от злости.

— Боги... — прошептала Шайна. — Всё... всё уничтожено. Как же так...

Я спустилась, ступая по чёрной земле, где всё ещё витал запах гари. Вспомнила, как совсем недавно сажала здесь первые семена, как ухаживала за ульями, добавляя травяные настои, чтобы пчёлы окрепли. Всё это — моя новая жизнь — теперь лежало в руинах…

— Не всё, — сказала я твёрдо, хотя в глазах уже стояли слёзы. — Улья можно построить заново. Поля засеять. Пчёлы... они сильные. Мы восстановим медовые угодья.

Ксавье кивнул, обнимая меня за плечи.

— Ты права. И мы не одни. Деревня поможет.

И правда, к вечеру того же дня крестьяне пришли — целая толпа: Брад с лопатой на плече, Эсмира с корзиной семян, Ной и другие молодые парни с инструментами. Они принесли еду — хлеб, сыр, мёд из своих запасов — и слова поддержки.

— Мариса, мы с тобой! — сказал Брад, хлопая меня по плечу. — Барон пал, пасека твоя. Теперь — за работу!

Восстановление началось на следующий день с рассвета. Сначала мы расчистили обгорелые остатки: мужчины ломали доски, выносили мусор, женщины собирали уцелевшие ульи. Я показывала, как осторожно обращаться с рамками, где ещё теплилась жизнь — несколько семей пчёл выжили, притаившись в дальних углах.

— Вот, смотрите, — говорила я, надевая защитную сетку, которую Ксавье смастерил из старой ткани. — Пчёлы не агрессивны, если не тревожить их резко. Дымом успокаиваем — вот так, из дымаря. А рамки вынимаем медленно, проверяем матку.

Крестьяне слушали внимательно, некоторые пробовали сами. Ной быстро освоил, но сперва обжёгся — пчела ужалила его в руку.

— Ай! — вскрикнул он, тряся