Измена. Бывшая любовь мужа - Милана Лотос

сестрой ткалось из тихих вечеров, помощи с детьми, из молчаливого «спасибо», сказанного глазами. Оно было новым и хрупким, но оно пустило корни. Она была здесь, и этого было достаточно.

Недавно за чаем, она сказала, глядя в окно на струи дождя:

— Я поступила в колледж… сама. На дизайнера. Всегда хотела заниматься чем-то подобным.

— Это замечательно, — улыбнулась я тогда ей. — Ты обязательно добьешься успеха.

Сестра кивнула и продолжила.

— Макс из колонии прислал официальный отказ от родительских прав.

— А ты? — осторожно спросила и посмотрела на сестру.

— Я… если честно, вздохнула с облегчением, — расцвела Лиза, — не нужен нам такой отец. Сама воспитаю Маркушу.

— А мы поможем, — закончила я, сжав ее тонкие пальцы.

Мы сидели молча, слушая, как наши дети играли в соседней комнате. Мы обе знали, какую цену заплатили за эту тихую, простую возможность — просто мечтать о будущем.

Мама на свадьбу не пришла.

Утром курьер принес корзину. Не просто букет, а целую композицию из белых роз и нежного эвкалипта, составленную с безошибочным, изысканным вкусом. Среди цветов лежал простой белый конверт.

В нем — одна-единственная, потрепанная по краям фотография. На ней я, лет пяти с растрепанными рыжими вихрами, сижу на коленях у молодой, смеющейся женщины, которая крепко обнимает меня. На обороте детскими печатными буквами:

«Я и мама. Люблю».

Ни записок, ни просьб. Доказательство того, что когда-то, в другом измерении, мы были счастливы. Я прижала фотографию к губам, а затем бережно спрятала в сумочку. Дверь в наше общее прошлое не распахнулась настежь. Но в ней появилась тонкая щель, и сквозь нее теперь тянуло не холодом отчуждения, а тихим ветерком сожаления.

Отец пришел один. Он казался выше и как будто прозрачнее. Подошел прямо перед началом, пахнущий привычным одеколоном и одиночеством.

— Доченька, — только и выдохнул он, и его сухие губы коснулись моего лба. В его усталых глазах отразилось все: и гордость за женщину, в которую я превратилась, и вечная, невысказанная боль за все, что он не сумел исправить. Он был нашим молчаливым, хрупким мостиком. И его присутствие в этот день значило для меня больше, чем самые красивые слова.

* * *

Подарок ждал меня через неделю после той самой поездки на море, где мы с Варданом пять дней просто слушали шум волн и учились быть просто счастливыми.

— Закрой глаза, — сказал он, останавливая машину в тихом, уютном дворике с новыми домами цвета теплого песка.

— Я же все равно ничего не увижу, даже если открою, — рассмеялась я, но послушно зажмурилась. Муж вывел меня из машины, бережно поддерживая под локоть. Под ногами приятно похрустывал свежий гравий. Пахло весенней землей, сиренью и… чем-то еще, сладким и неуловимым.

— Можно смотреть.

Я открыла глаза.

Передо мной был не просто новый дом. Это был наш дом. Низкий, уютный, из светлого кирпича, с панорамными окнами и террасой, на которой уже стояли плетеные кресла. А на первом этаже… была витрина. Широкая, чистая, залитая светом.

А за стеклом...

— Ключ, — Вардан положил мне в ладонь холодный металлический брелок. — Это теперь все твое. Абсолютно все.

Я медленно, почти благоговейно, открыла дверь. Звонок прозвенел чистым, приятным перезвоном. Внутри пахло новым деревом, воском и едва уловимым, волшебным ароматом — смесью зелени, земли и сладких бутонов. Светлые дубовые полки, ряды медных ведерок, целая радуга шелковых лент. И сердце этого места — огромная холодильная витрина, где в идеальном порядке покоились розы, пионы, тюльпаны, фрезии… Старые знакомые. Забытая, но такая сокровенная мечта.

А над небольшой стойкой кассы висела вывеска. Простая, элегантная, ручной работы: «Цветы от Варвары».

Слезы подступили комом к горлу, горячие и щемящие.

— Как ты… — я не могла выговорить больше ни слова.

Он обнял меня сзади, положив свои большие теплые ладони мне на живот, где жила наша дочка.

— Помнишь, когда мы выбирали цветы для открытия моего нового офиса? Ты полтора часа на полном серьезе объясняла флористу, почему его букет «лишен души и композиционной целостности». — Он засмеялся, и его смех отдавался приятной вибрацией в моей спине. — У него был вид человека, которого отчитал профессор. А у меня — полная уверенность. Это не хобби, Варя. Это твое призвание.

Я довольно улыбнулась и закрыла глаза.

… а потом настал мой первый рабочий день.

Я проснулась еще затемно, от внутренней дрожи, будто перед экзаменом, от которого зависит вся жизнь. Надела простой хлопковый сарафан, заплела волосы в тугую, практичную косу. Вардан, оставив Артема у Даши, привез меня к магазину и, поцеловав в висок, сказал:

— Ни пуха, главный флорист, — оставив наедине с тишиной и нахлынувшими сомнениями.

Первый час был самым долгим.

Я переставляла вазы, вытирала несуществующую пыль, разбирала и снова собирала ленты. В голове, как навязчивая мелодия, звучал язвительный голос моего бывшего мужа:

— Бизнес? Ты с ума сошла? У тебя для этого ни характера, ни ума. Твое дело — борщи варить и детей рожать.

Я сжала край стола, глядя на свои руки, на тонкую полоску золота на пальце. Нет. Мое место было здесь. Прямо здесь.

Дверь открылась. Вошла пара, молодые, немного растерянные.

— Добрый день… Нам нужны цветы. В подарок… нам самим, — сказала девушка, смущенно улыбаясь. — Мы только съехались.

— И мы в этом ничего не понимаем, — добавил молодой человек, с надеждой глядя на меня.

И вдруг что-то переключилось. Паника отступила, уступив место чему-то давно знакомому и крепко забытому — страсти, знанию, уверенности.

— Расскажите, какой у вас дом? — мягко спросила я. — Светлый? Современный? Или вы любите старину?

Пока они, перебивая друг друга, описывали свою первую общую квартиру, мои руки уже сами потянулись к полкам. Пышные белые шары гортензии, нежные веточки айвы, несколько стеблей душистого эвкалипта. Я собирала композицию, почти не глядя, слушая интуицию и тысячу прочитанных когда-то книг о флористике. Связала все тонкой льняной лентой.

— Вот, — протянула я им букет. — Дом для молодой семьи.

Девушка взяла его, прижала к груди, закрыла глаза и вдохнула аромат. Когда она открыла их снова, в них стояли слезы, но это были слезы счастья.

— Это… идеально, — прошептала она. — Пахнет… как будто это и есть счастье. Спасибо вам!

Они вышли, и звонок снова прозвенел. Я осталась одна. Но уже не той запуганной, сломленной женщиной.

Я обернулась, окинула взглядом свое царство — полки, цветы, ленты. Свое отражение в затемненном стекле витрины — женщину с прямым станом, спокойным лицом и округлившимся животом. Не жертва. Не беглянка. Хозяйка. Создательница красоты.

Это было мое.

Мой островок. Моя новая жизнь, выросшая,